Сегодня, после войны...

Автор: ferrum_glu
Пейринг: Оптимус Прайм/Смоукскрин
Вселенная: ТФП
Рейтинг: NC-17
Жанр: PWP, романтика
Предупреждение: слэш
Аннотация: Вариация на тему - а если бы события ТФП развивались по-другому. PWP - зарисовка. Жизнеутверждающая и позитивная. Война закончилась и на мир обрушилось пьянящее чувство свободы. И вечно серьезный Оптимус вдруг сбросил с себя оковы сдержанности и, дав волю своим чувствам, решил провести зарядный цикл рядом с давно влюбленным в него Смоукскрином.

Предупреждения для десептиконов: откровенный коннект между автоботами!

***

Эта гостиница на одном из астероидов – перекресток миров. Крупный космопорт, за окнами огни, огни… Оптимус отодвигает узкую пластинку металлических жалюзи, чтобы взглянуть с высоты пятидесятого уровня на недавно отстроенный, суетящийся, полный жизни и движения город. Пластинка щелкает, возвратившись на место, и отсек снова погружается в полумрак. Шаг вперед. И вот уже край платформы. Отсек узкий, а платформа огромна. Красно-синий трансформер ложится и заключает в объятия того, кто ждет его в темноте. Не нужно каких-либо вступлений и слов. Жадный и жаркий поцелуй – лучшее средство от воспоминаний. Объятия, сильные, неистовые – якорь в мире, где все зыбко и непонятно. Теперь все позволено, все можно… Сегодня закончилась война. Об этом еще неизвестно, еще не прозвучали фанфары, не пронеслись, разлетаясь во все концы Галактики, электронные молнии сообщений, не пролился живительный поток информации, рассеивая напряженное молчание, усмиряя боль измученных тревогой Искр. Теневая фаза цикла на чужой планете. Пустота. Время после времени. Застывший квант небытия - сингулярность, в которой нет ни званий, ни знаков различий, где прошлое проклято, а будущее не определено.

- Я так привык к войне и одиночеству, Смоукскрин, – тихо говорит Оптимус, - что совсем не помню, осталось ли в этом мире что-то другое.

- В этом мире до шарка другого, – отвечает более высокий, срывающийся от возбуждения, голос, – плохого, хорошего, всякого!

- Ты прав…

Оптимус снова погружается в поцелуй и не хочет отрываться, чтобы не думать. Он ненавидит думать сейчас. Да и вообще… Ему хорошо. Он ощущает себя живым и свободным, без лидерских атрибутов власти и без вечных тревог. Смоукскрин садится на него верхом, подогнув коленные сочленения. Тормошит, забираясь пальцами в щели сегментов. Он дразнится, на ходу придумывая смешные эпитеты, смеется, а потом вдруг погружает лицевую пластину в гудящее от напряжения хитросплетение праймовских шейных кабелей. Высокий баритон эхом звенит в тишине отсека. И Оптимус смеется в ответ, а потом с наслаждением выгибается, открывая шею. Ему кажется, что он вот-вот взлетит, прямо сейчас, на крыльях недоступной прежде свободы. Раззадоренный происходящим он вдруг предлагает:

- Давай напьемся! Я сотню астроциклов не держал в манипуляторе куб с заряженным, не мог себе позволить.

- Легко!

Молодой автобот вскакивает в платформы, выскальзывает за дверь и, как ветер, уносится по коридору. Он возвращается всего через два клика, с целой горой кубов, поставленных друг на друга.

- Ветеранам бесплатно! – Объявляет он.

- Ты назвал администраторам наши имена?!

- Нет, но они, похоже, сами догадались.

Он сгружает кубы прямо на пол и снова запрыгивает на платформу, не в состоянии прервать насыщение близостью. Как можно заставить себя оторваться от этих строгих губ, в такой день. Он снова утоляет свою жажду прикосновениями и сотнями новых поцелуев. Но Оптимус еще более жаден. Все, что копилось долгими астроциклами, выпущено наружу. Смоукскрин не узнает своего командира. Неужели это тот самый суровый лидер автоботов, который еще недавно был так замкнут и так сосредоточен. Губы Оптимуса восхитительно пахнут энергоном, он расслаблен и низко стонет, словно рычит. Звуки его голоса приводят молодого автобота в неистовство. Смоукскрин уже не целует - терзает эти серые губы. Целый клик они катаются по платформе, и красно-синий трансформер проявляет чудеса ловкости, чтобы не повредить более хрупкий корпус своего подчиненного. Бывшего подчиненного…

Она взялась вдруг - свобода, которую оба так жаждали. Сброшены военные оковы и есть возможность прямо завтра демонтировать оружие, выкатиться на чистые улицы, вернуться к гражданским обязанностям. Оптимус гонит мысли о завтрашнем цикле прочь. Он знает, что мир так просто его не отпустит, и завтра, уже завтра, когда над цивилизацией вспыхнет заря новой эпохи, его захватят государственные дела. Долг выдернет его из желанного покоя, умчит по дорогам ответственности, и наступят… мирные будни. Он знает, что многие из таких будней будут похлеще будней военных. Он не хочет об этом думать.

- Топливо! – Азартно в унисон кричат оба, разрывая поцелуй. Смоукскрин выставляет ряд кубов прямо на широкий грудной отсек Оптимуса. Они смеются, а потом пьют до дна, проливая восхитительный хмельной флюид на красную, покрытую царапинами и следами мелких осколочных ранений, броню. Смоукскрин ласкает пальцами каждую зазубрину, каждый старый сварочный шов. Он без стеснения слизывает пролитый энергон, намеренно проникая своей чувствительной глоссой в щели сегментов этой священной брони. Его движения становятся плавными и все более откровенными. Ионы меняют настройки нейросети, растормаживая процессорный контроль. Манипуляторы Прайма смыкаются на округлых белых плечах. Его ладони, такие огромные и сильные, едва заметно дрожат. Смоукскрина тоже начинает бить дрожь. Ну почему ЭТО случилось так поздно! Он же сто раз мог предложить ЕМУ провести зарядный цикл вместе. Но не предложил, дотянул до самого конца войны, не в силах побороть свое смущение.

- Я всегда хотел тебя! – Кусая губы, говорит молодой автобот. Они уже давно в приватных беседах перешли на «ты», но сейчас такое дерзкое и грубоватое заявление обдает Смоукскрина новой волной возбуждения.

- Я тоже, – отвечает Прайм, глядя прямо в его оптику, - с самого первого дня, как ты у нас появился. С первых слов твоей присяги и первых бесшабашных подвигов, за которые тебя поначалу так ненавидела команда.

- Я делал ВСЕ, что бы ты обратил на меня внимание.

- И мне порой хотелось отправить тебя на гауптвахту, или… отинтерфейсить где-нибудь в углу до беспамятства.

- Сделай это сейчас! – Голубые окуляры Смоуксрина темнеют. Он не может усмирить дрожь и снова хватается за куб. Возбуждение сносит настройки всех контролирующих систем, и тягучий низкий фон неистового желания разливается по отсеку.

- Ого! – Оптимус кладет манипулятор на его грудь, впитывая этот фон и раскачивая на волнах резонанса свой собственный. Смоукскрину и хорошо, и стыдно. Ему кажется, что его желание похоже на стравленную прямо на пол смазку. Но он не может ЭТО удержать. Голубые окуляры на мгновение меркнут, и он срывающимся голосом произносит:

- Наверно, я и смог пройти всю войну, потому что внутри меня засела эта нелепая юношеская блажь. Я хотел отдаться только тебе, и никому другому. Циклы напролет я мечтал об этом, и после каждого боя возвращался живым…

- Шаркова Бездна! – Тихо ругается Оптимус, и нежно берет лицо маленького автобота в свои ладони - Мне следовало догадаться обо всем самому.

Теперь он целует его более медленно, глубоко проникая глоссой в маленький горячий рот, лаская детали форсунок и отверстия охлаждающих механизмов. Поле лидера становится плотнее. Он сжимает им своего партнера, чувствуя, как индивидуальные поля каждой его системы, каждого узла и блока, подчиняются внешнему воздействию и превращаются в гигантские диполи, выстраиваясь вдоль силовых линий. Это уже не шутки, не пена мутного потока первой радости - это уже настоящая страсть.

- Иди ко мне…

Они с силой прижимаются грудными отсеками. Смоукскрин снова запускает манипулятор в шейные кабели лидера. Он чуть не повредился процессором, сотню циклов мечтая о них и не смея коснуться. Но сейчас можно... Его пальцы перебирают толстые жгуты. Силовые магистрали Прайма сразу же отзываются энергетическим всплеском. Маленькие молнии срываются с них и колют пальцы. А энергоновые… Горячие, пульсирующие, мощные, начинают вибрировать. Еще мгновение, и огромные ладони лидера сжимаются на бедрах Смоукскрина, скользят по спине, задерживаясь на чувствительных креплениях дверец. Пальцы забираются в мелкие щели плечевых сочленений, и гладкие плечи маленького автобота моментально нагреваются от прикосновений.

- Не медли, – стонет Смоуксрин, – иначе я расплавлюсь.

Прайм срывает замки на его поясе. Тяжелый сегмент паховой брони Смоукскрина летит вниз. Еще мгновение, и молодой автобот уже лежит внизу. Прохладный воздух отсека касается разгоряченных систем, и он дерзко раздвигает бедра. Он никогда так не делал, с самой своей активации предпочитая доминировать над партнерами. Но сейчас… Тяжелая ладонь лидера накрывает небольшую интерфейс-панель белого спорткара и сразу захватывает ее целиком. Смоукскрин стонет и выгибается дугой. Прайм ложится на бок и разворачивает его спиной к себе. Один манипулятор лидера изгибается, проскользнув между платформой и стройной талией. Синие пальцы ложатся на небольшой напряженный коннектор, осторожно сжимая его основание, чтобы активировать систему впрыска. Это вызывает такую бурю в эмоциональном блоке Смоукскрина, что у него на мгновение меркнет в оптике. В ответ на его стон, горячие губы лидера перемещаются на боковой аудиосенсор, и длинная сегментированная глосса скользит по шее. Тогда Смоукскрин стонет еще громче, страшно стесняясь своего голоса, который становится вдруг чужим, надломленным и хриплым. Другой манипулятор лидера просовывается сзади под округлым бедром, вдоль центральной линии, разделяющей корпус сине-белого трансформера на левую и правую половины. Еще мгновение, Оптимус приподнимает и практически усаживает Смоукскрина на свое запястье, легко удерживая вес небольшого партнера. Его пальцы ласкают маслянистые тазобедренные сочленения, постепенно приближаясь к плотно сомкнутому отверстию основного порта. Смоускрин оказывается полулежащим на спине, сжатый двумя манипуляторами, которые спереди и сзади удерживают его за самые интимные места. Под ним вибрирует и гудит мощный красно-синий корпус, губы лидера все так же плотно прижимаются к шее.

- Ты всегда доверял мне, доверься и сейчас. – Манипулятор перемещается с паха на живот, а потом скользит вверх, прямо по центральному каналу груди. - Створки, Смоук, – голос Оптимуса звучит нежно, но за этой нежностью чувствуется привычка отдавать приказы, – открой их…

Смоуксрин дрожит. Обнажить Искру - слишком интимная просьба. Но как можно ослушаться этого голоса, произносящего слова так, что в каждом из них, даже при самом ласковом тоне, звучит металл. Створки белой брони чуть приоткрываются, и пальцы командира сразу проникают в открывшуюся щель. Почти одновременно с этим, его другая кисть достигает заправочного порта, упираясь в заслонки диафрагмы.

- Оптимус… - Смоукскрин протяжно выдыхает его имя.

Он ничего не может с собой поделать. Внешняя диафрагма раскрывается сама, реагируя на базовый рефлекс. А спина в это время ощущает, как широко разошлись в стороны грудные пластины лидера. Маленькие голубые молнии окутывают плечи Смоукскрина, текут по нему теплыми струйками, змеясь вдоль фигурных щелей сегментов. Еще клик, и пластины распахиваются так, что Смоукскрин почти проваливается внутрь могучей кабины. Жар систем грудной секции Прайма нестерпимо приятен.

- Я хочу иметь с тобой связь Искр, – тихо шепчет Прайм.

- Да…

И тогда огромная Искра лидера дает первый импульс. В сознании Смоукскрина меркнет, чужая энергия разливается по корпусу, как расплавленный металл, мгновенно пронзая его от самого центра до кончиков пальцев, и тут же отступает, оставляя после себя прохладу и опустошение. А потом снова… Оптимус умеет управлять энергией слияния, о таком Смоукскрин даже и не слышал. Темно-серая ладонь добирается внутрь белого грудного отсека, и с помощью двух трёх разрядов стимулирует камеру настолько, что она раскрывается почти полностью. Плазма, окутывающая плечи, лавиной устремляется внутрь. На этот раз огня еще больше! Смоукскрин почти кричит и мотает головой. Ладонь Оптимуса сжимает края камеры, совершая циркулярные движения. Другие пальцы – те, что снизу, затевают невероятно приятный танец, лаская края основного кольца, расширяя его, сминая упругий уплотнитель. Внутри брюшной секции Смоукскрина толчками перестраиваются магистрали, входя в режим совместной заправки - снова базовый рефлекс, который ни за что не перепрограммировать.

- Тензодатчики твоих магистралей распознают ЭТО, как сильную боль, – говорит Оптимус, – ты готов?

- Я хочу этого больше всего на свете, – отвечает Смоукскрин, и тут же чувствует, что вместо пальцев в него входит что-то огромное, горячее, вибрирующее энергией. Он, сцепив дентопластины, давит вопль. Створки камеры Искры распахиваются во всю ширину. Пальцы одного манипулятора Прайма вцепляются в их край, другие крепко держат округлое белое бедро. Коннектор лидера входит еще глубже. Между ног становится ужасно тесно. Еще один импульс командирской Искры обжигает спину маленького автобота. Он совпадает с первым толчком топлива. Системы Смоукскрина захлебываются, принимая поток чужого энергона, половина датчиков сразу уходит в перезагрузку. Искра полыхает в ответ, заливая светом все помещение.

- Спокойней, – снова говорит Прайм, и целует Смоукскрина в затылок, а потом ниже, по задней поверхности шейных сплетений, умело находя самые чувствительные точки. Сине-белого трансформера бьет крупная дрожь. Электромагнитное поле его асинхронно пульсирует на разных частотах, но Прайм не позволяет ему уйти в перезагрузку, не испытав главного. Он осторожно сбавляет темп движений магистралей и включает обратную тягу, отсасывая избыток топлива.

- Постарайся направить свой поток в мою сторону, – тихо шепчет он.
Смоукскрин весь подбирается, от чего внутренняя диафрагма его порта сжимается и дает команду на сброс энергона, в соединенную с ним систему.

- Молодец, – хвалит его Прайм, – теперь, то же самое, но в Искре!

Смоукскрин видит себя, окруженным ореолом света. Собственные манипуляторы и корпус кажутся ему прозрачным, хотя он не включал сканеры. Он уже не понимает, где видит себя в обычном спектре, а где - через ощущения партнера. Еще немного, и они сольются в одно целое! Протуберанцы Искры Смоукскрина осторожно соединяются с голубой плазмой главной информационной системы Оптимуса. И снова это оказывается настолько сильным ощущением, что маленький автобот кричит, выгибаясь, словно по нему пропустили сильнейший ток, и тут же обмякает в объятиях. Но, похоже, Оптимус знает, что делает. Слияние со спины требует разобщения плазменного и электромагнитного потоков. И тем приятнее быть прошитым этим полем насквозь, от креплений подвижных сегментов плечевого пояса, до самого энергетического ядра Искры.

- Не… теряй… контроль… – говорит Оптимус, но и его голос уже давно не тверд. Он сбивается на хрип, а потом и вовсе на стон. Вентиляция лидера работает на полную мощность, из щелей между сегментами сочился хладагент. Смоукскрин ощущает партнера каждым атомом. Внутри уже не так больно, лишь приятное тепло и восхитительный запах перегретого металла. Еще один нежный поцелуй в горячую белую щеку, и снова трепет хрупкого корпуса в железных объятиях. А потом Прайм стонет так, что в Искре маленького автобота все обрывается от нестерпимой нежности. Их голоса сливаются. Голубой свет Искры Смоукскрина окончательно вырывается из плена стеснительности, мчится навстречу огню, ласкающему его спину, и вдруг взрывается ослепительной вспышкой.

- Держись! – Кричит Оптимус, и резко обхватывает Смоукскрина поперек груди, крепко прижимает к себе, выстреливая из груди ответную струю плазмы. Время останавливается. Пространство становится настолько объемным, что в этом многообразии измерений внезапно исчезают любые границы. Они везде и нигде! Они все и ничто! Они – бесконечность! У них нет ни имен, ни корпусов. Их отсек - центр Галактики – гигантская печь мироздания, где рождаются и погибают звезды. Они с командиром – две вспышки света, запечатленные на лике Времени… Перезагрузка накрывает измученное сознание молодого автобота. Смоукскрин долго кричит и бьется в судорогах техноэкстаза. Когда он затихает, Оптимус осторожно производит расстыковку систем. Он хочет поцеловать Смоукскрина, но сил хватает только на то, что бы упасть рядом и сразу отключиться, обнимая одним манипулятором неподвижный корпус молодого любовника.

***

Сквозь зыбкое марево спящего режима Смоукскрин слышит отдаленные взрывы. Они нарастают, прорываясь в реальность, отдаются тяжелыми ударами, как эхо грозы, как поступь фантастического каменного исполина. Что это, сон? Сознание лениво активируется. Системы контроля тут же выбрасывают на экран результаты тестирования. Количество внутренних повреждений менее 1,5%. Несколько сотен датчиков давления вышли из строя. Такое бывает при первой заправке и тем более при контакте с таким крупным механоидом, как Оптимус Прайм. Ерунда, системы самовосстановления вырастят новые датчики за пять-шесть орбициклов. Но что же грохочет там, за окном? Артиллерия космопорта?! Но ведь войны больше нет! Сквозь плотные жалюзи виднеются вспышки света - красные, зеленые, золотые! Смоукскрин встает и подходит к окну. Отодвинув шелестящие металлические пластины, он смотрит на небо и видит, как на темном полотне космоса разливаются разноцветные фонтаны огней. Салют! Да это же самый настоящий праздничный салют!!! Орудия, бесчисленное количество циклов оборонявшие космопорт во время войны, на этот раз заряжены чистым искрящимся торжеством. Автобот активирует общую частоту и ловит десятки тысяч сообщений на разных волнах. Эфир взорван ликованием. Эфир кричит об окончании войны! Смоукскрин открывает жалюзи, впуская в отсек огненную феерию, а потом оборачивается и смотрит на платформу. Оптимус лежит на ней, как исполинская темная глыба. Его спящий режим настолько глубок, что внешние датчики не реагируют даже на звуки канонады. Уходя в перезагрузку, командир полностью отключил все боевые режимы. Он знал, что никогда не вернется к войне… Смоукскрин садится рядом. Оптимус сейчас такой доступный и близкий. Его мощный двигатель работает едва слышно. Этот огромный трансформер, как никто, заслужил обыкновенный отдых. Молодой автобот касается темно-серого металла лицевой пластины своего командира, гладит его строгие губы, щеки и оптограни мерцающих линз. Прайм спит и не слышит, как орудия за окном продолжают стрелять в его честь. Смоукскрин печально улыбается, наклоняется к самой антенне Оптимуса, целует ее и говорит тихо-тихо. Он знает, что резервные системы лидера все равно запишут, а потом воспроизведут этот аудиофайл.

- Мои слова покажутся тебе кощунством, командир. Но я был по-своему счастлив на этой войне. На ней я каждый день мог видеть тебя, хоть и не имел возможности приблизиться. А теперь наступил мир. И его заботы растащат нас в разные стороны, уведут по дорогам новой жизни. Одну лишь ночь ты был вне войны и вне мира. Одну лишь ночь ты был свободен. И ты был моим…

Звездолеты за окном то заходят на посадку, то снова стартуют. И звук их двигателей почти неразличим среди новых и новых выстрелов орудий мира. На настенном хронометре две даты – местное время и кибертронское. Орбитальный цикл входит в новую фазу, и лучи незнакомого светила окрашивают горизонт, властно объявляя о приходе первого мирного утра. Война кажется такой же близкой и далекой, как спящий Оптимус, на гладком металле щек которого пляшут разноцветные блики.

Война закончилась давным-давно… вчера…