В тенях.

Мегатрон сунул окисную палочку в уголок рта и куснул так, будто хотел её прикончить; его дентапластины заскрежетали по грубому металлу. Он дёрнул палочку вниз, отрывая неровный кусок и начиная его грызть с громким хрустом. Оставшийся в его руке обломок был неплохой иллюстрацией его раздражения.

Ободрённый Оптимус подобрался ближе ещё на дюйм.

- Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, - он прервался, глядя, как Мегатрон снова подносит ко рту палочку. – Я знаю, каково это, когда тебе приходится жить согласно своей репутации, оправдывать чьи-то ожидания. Иногда неплохо побыть кем-то другим.

Злость Мегатрона рассеялась. Он опустил палочку, откинул голову и расхохотался точно так же, как тогда, в баре.

- Ты что, поэт? – он ткнул палочкой Оптимусу в лицо и прищурил одну оптику. – Не припомню, чтобы встречал тебя раньше. Кто ты такой?

- Я просто призрак, - быстро ответил Оптимус. От этого смеха у него всё ещё кружилась голова. – Я знаю, кто ты, и меня это не пугает. На самом деле… - Оптимус подался ближе, - я считаю тебя очень привлекательным, Мегатрон, – и откусил часть окисной палочки. Она уже была такой короткой, что его губы задели кончики пальцев Мегатрона. Его процессоры захлестнуло возбуждение, а ошеломлённый вид Мегатрона определённо стоил того, чтобы украсть у него кусочек палочки. Он и понятия не имел, что оптика лидера десептиконов может раскрыться так широко.

Мегатрон догрыз остаток палочки и уселся на ящик, стоявший у него за спиной. Его это оскорбило? Оптимус молча присоединился к нему с тянущим ощущением внутри. Потрясающе: он, похоже, облажался! Сейчас Мегатрон уйдёт, и наслаждаться ему теперь Бельтайном в одиночестве.

Мегатрон вновь устремил оптику к небу, но Оптимус не сводил с него взгляда. Мегатрон выглядел неподдельно печальным. Затем Оптимус заметил, как фиолетовые пальцы сжимаются на краю ящика, и его Искра забилась быстрее. Он опустил свою ладонь совсем рядом с ладонью Мегатрона, так близко, что они соприкоснулись бы при малейшем движении.

Среди звёзд, высоко над ними, Праймас провёл большими пальцами по чёрным отметинам на лице Юникрона. Оскалившись, Юникрон скользнул рукой между ног Праймаса, заставляя его выгнуться с криком, который был услышан на всём Кибер-2. Затем он изогнул перед собой часть крыльевого каркаса и провёл им по руке Праймаса, и тот растаял, подаваясь навстречу прикосновению.

Ещё больше одобрительных криков послышалось, когда божества приступили к Великому Объятию. Юникрон извернулся и развернул их корпуса так, что Праймас оказался обращён спиной к зрителям. Затем, неожиданно, Праймас слегка откинулся назад. Прижав ладонь к щеке Юникрона, он произнёс что-то неразборчивое, отчего на лице Несущего Хаос промелькнула сухая усмешка. Она появилась всего на долю секунды, но её успели заметить, и это повергло всех собравшихся в неистовый, бешеный восторг. Улыбка Юникрона во время Ритуального Слияния была столь редка, что старейшие кибертронцы считали её знаком того, что после этого Праймас принесёт особенно много новых Искр.

Оптимус почувствовал, как что-то коснулось его мизинца. Он опустил взгляд. Мегатрон поглаживал его мизинец своим собственным – едва заметное, незатейливое движение, говорившее о его желании. Оптимус метнулся взглядом к его лицу, обнаружив, что его выражение нисколько не изменилось, и приподнял палец, погладив нижнюю сторону мизинца Мегатрона. Так продолжалось какое-то время: их мизинцы двигались, лаская друг друга, как глоссы слившихся в поцелуе богов, плывущих в небе у них над головой.

- Итак, Призрак, - прошептал Мегатрон. Он повернулся, медленно, плавно, и в глубине его красной оптики полыхнуло пламя. – Ты разыскивал именно меня?

Вверх по руке Оптимуса пробежала волна жаркого покалывания. Мегатрон сводил его с ума, прикасаясь к нему одним лишь пальцем. Он перевернул ладонь, сцепляя их мизинцы.

- Да.

Затем он сплёл с Мегатроном все оставшиеся пальцы и заглянул в его пронзительную оптику. Взгляд, который его встретил, останется в его памяти навечно: он был таким непривычным, таким совершенно, абсолютно непохожим на то, как Мегатрон смотрел на него во время боя. В его оптике была страсть, жар, невыразимое желание, и даже любовь. Любовь Бельтайна… или, быть может, нечто гораздо большее.

- Ну и… - Мегатрон ухмыльнулся и по-кошачьи облизнул левый верхний клык, блеснув дентапластинами в жутковатом полумраке переулка. Это было самым эротичным действием из всех, что Оптимус когда-либо видел в его исполнении. Мегатрон склонился ближе, почти касаясь лицом его лица, и произнёс три слова, окончательно решившие их дальнейшую судьбу, - …чего ты ждёшь?

Стена между ними рассыпалась в пыль. Не было ненависти, не было войны, были лишь слова Мегатрона, его согласие и их руки, нежно сжимающие друг друга в полумраке.

Оптимус швырнул на ветер все сомнения, притягивая Мегатрона к себе за затылок и жадно впиваясь в его губы. О Праймас, они были такими мягкими, и на вкус – как зернистая окисная палочка, которую он недавно грыз. Этот привкус остался на его дентапластинах, на внутренней стороне его щёк и по всей поверхности его глоссы. Их глоссы сплетались, как ранее их пальцы, будто пытаясь слиться друг с другом.

- Хочу тебя, - произнёс Оптимус в губы Мегатрона.

- Я вижу, - выдохнул Мегатрон, слегка отодвигаясь, и Оптимус откинул голову и застонал, когда острые клыки скользнули по его щеке.

В небесах над ними Праймас изогнулся, когда Юникрон сделал с ним то же самое.

Оптимус развернулся, одним движением оказавшись на коленях Мегатрона, и прижался губами к его шее. Такая гладкая, как горячее масло. Чужие ладони потянулись к нему за спину и сжали задний бампер.

- Только одно, Мегатрон. Этой ночью у нас будет не интерфейс. Мы будем заниматься любовью.

Мегатрон приподнял оптическую грань.

- Это одно и то же.

- Вовсе нет. Как же долго я ждал, чтобы показать это тебе, - ответил Оптимус, глядя Мегатрону прямо в оптику, и поцеловал кончики его пальцев. – Ты сказал, что устал вести… - он легко пробежался кончиками собственных пальцев по лицу Мегатрона, рисуя невидимые линии от его шлема к животу, - …так позволь мне вести тебя.

Губы Мегатрона изогнулись в улыбке, которая была почти нежной. Он испустил вздох, будто сбрасывая со своих плеч тяжёлое бремя, и прижал ладонь к щеке Оптимуса. Оптимус подался навстречу ей, целуя большой палец, очертивший линию его рта. Пламя в его системах разгоралось всё жарче, но он заставил себя сохранять спокойствие. Это был его единственный шанс разделить с Мегатроном нечто подобное – и он не хотел торопиться.

Пальцы, прежде обводившие его губы, сжали его подбородок.

- Я перевожу эту операцию под твоё командование. Не разочаруй меня.

- О, поверь мне, я не подведу, - Оптимус сверкнул ему собственной озорной улыбкой. Он проследил все впадинки, грани и стыки брони Мегатрона, сначала пальцами, затем губами, целуя все участки, в которые наносил удары во время сражений. Он знал, куда бить, чтобы причинить Мегатрону сильнейшую боль – и теперь он дарил этим же местечкам удовольствие. Мегатрон так тщательно натёр себя воском, что ладони Оптимуса без усилий скользили по его броне.

Каждый дюйм корпуса Мегатрона получал от Оптимуса свою толику внимания – за исключением двух мест, в которых он желал этого внимания больше всего. Но они могли подождать. Оптимус ловко обходил стороной паховую пластину и броню над камерой Искры – и улыбался попыткам Мегатрона притянуть его голову и руки к этим местам.

Мегатрон притушил оптику. Его вентиляция шумела громче, втягивая больше воздуха в систему охлаждения. Было очевидно, что его ещё никто не касался так, как сейчас делал Оптимус.

- Тебе нравится? – улыбнулся Оптимус, встречаясь с ним взглядом.

Пылающая оптика едва не прожгла его насквозь, и Мегатрон заурчал ему в губы:

- Я ведь не просил останавливаться, Призрак? – его ладонь передвинулась ниже и сжала паховую броню Оптимуса. Его большой палец задвигался кругами самым восхитительным образом, усиливая напряжение внутренних систем Оптимуса. – Но… мы не можем заходить слишком далеко. Я без защиты.

- Не волнуйся, - выдохнул Оптимус. – У меня она есть.

На лице Мегатрона промелькнула ещё одна улыбка, и внезапно Оптимуса дёрнули к себе. Дентапластины сомкнулись на его нижней губе, увлекая его в новый поцелуй. Он сжал паховую броню Мегатрона, и тот изогнулся всем корпусом. С его распахнутых губ срывались необыкновенно волнующие звуки, пока Оптимус гладил его между ног, подводя к самой грани, чтобы в последний момент остановиться. Мегатрон одарил его негодующим взглядом и презрительной усмешкой, что само по себе смотрелось забавно, поскольку оптика его кричала, умоляя довести дело до конца, в то время как губы кривились от разочарования. Опустив руку, он снял защитную пластину с порта доступа, обнажая нейропроводку, шланги с охладителем и платы, связанные напрямую с камерой Искры.

Оптимус раздвинул провода, но не стал вводить внутрь пальцы, а просто покачал сидящие в разъёмах штекеры. Это был фокус, которому он научился в процессе самоудовлетворения – чуть потянуть здесь, надавить там, и корпус охватывала серия мини-перезагрузок.

Очевидно, такие манипуляции были приятны не только ему.

- О, ради Праймаса и всего… святого! – прорычал Мегатрон, прижимая ладонь ко лбу, будто пытаясь удержать себя в собственной броне.

- А теперь… я встану перед тобой на колени и сделаю так, что ты никогда этого не забудешь, - вкрадчиво произнёс Оптимус. Не прерывая зрительного контакта, он опустился на колени и склонился над открытой паховой бронёй десептикона, неторопливо, чтобы Мегатрон успел догадаться о его намерениях. Мегатрон облизнул губы в предвкушении. Оптимус обвёл глоссой края порта, ощущая аромат дыма и горячего металла. Затем он попробовал на вкус каждый проводок. Медь, золото и множество спаек после ремонтов – на месте ранений, нанесённых ему Оптимусом. Он оставил поцелуй на каждой из них. Мегатрон приоткрыл рот, а его пальцы начали сминать края ящика.

Высоко в небе Юникрон издал гулкое рычание, такое низкое, что этот звук отразился рикошетом от зданий. Оптимус почувствовал, как эта вибрация пронеслась волной сквозь его корпус. Рычание Мегатрона отозвалось эхом тёмному божеству. Разведя ноги шире, он прижал голову Оптимуса к себе, и глосса того толкнулась глубже, чем тот планировал, надавив кончиком на скопление микросхем на обнажённой плате. От одного прикосновения к этому месту лицо Мегатрона исказилось в гримасе.

«Я нашёл его эрогенную точку», - понял Оптимус, придя от этого в полный восторг. У каждого бота имелось такое местечко, спрятанное под паховой бронёй: провод, плата, или даже шланг с охладителем, сверхчувствительный по сравнению с другими деталями вокруг него. Перезагрузки, вызванные стимуляцией этого места, по ощущениям могли сравниться со слиянием Искр.

Он чуть отстранился и встретился взглядом с раскалённой оптикой Мегатрона. Он выглядел так непривычно, будто едва сдерживал омыватель. Сжатые уголки рта, ярчайшее сияние оптики – он балансировал на самой грани чего-то невыразимо прекрасного.

- Пожалуйста… - прошептал Мегатрон. Это слово прозвучало в самом нижнем регистре, на который был способен его голос, почти как рычание. Одно-единственное слово, отражавшее его вожделение.

Оптимус пронзил его своей глоссой. Его шлем крепко сжали в ладонях, удерживая его на месте. Пальцы погладили его затылок, и от этих прикосновений в его груди разлилось жаркое покалывание. Его губы и глосса двигались, будто в страстном поцелуе, затем обвели эрогенную точку, чувствуя привкус припоя в спайках рядом с ней. Вся его любовь к Мегатрону будто сконцентрировалась на кончике его глоссы, и он хотел втолкнуть это чувство в его корпус, влить в его Искру и навеки запечатлеть в его памяти.

- Ннх… - из вокалайзера Мегатрона вырывались тихие вздохи. Подобные сдавленные звуки он издавал во время боя. Простой звук, рождённый ненавистью, теперь обрёл совершенно иной смысл.

Собственные платы Оптимуса вибрировали от сладкой муки. Статика собиралась на кончике его глоссы и, наконец, при каждом движении с неё начали срываться разряды. Мегатрон рычал и шипел сквозь стиснутые дентапластины, прочнее утвердившись ногами на земле. О, это было просто чудесно… лучше всего, что Оптимус когда-либо себе воображал. Он ускорил движения глоссы, надавливая, ощупывая и поглаживая, стараясь усилить мощность зарядов. Платы пощёлкивали и трещали от разрядов, пока электрический ток не стал постоянным.

- Да, здесь… я… Здесь! – Мегатрон вздрогнул, откинул голову и издал протяжное рычание, когда перезагрузка нахлынула на его корпус. Он оскалился, обнажая блестящие клыки, качнул бёдрами навстречу Оптимусу и вновь опустил к нему взгляд полыхающей оптики. Затем он расслабился с блаженным вздохом, откидываясь обратно на ящик. Он выглядел изумительно. Особенно с этой утомлённой полуулыбкой, тронувшей уголок его губ.

Оптимус выпрямился и ухмыльнулся, любуясь плодами своих трудов. Лицо всё ещё пощипывало от окатившего его энергетического всплеска.

- Куда это ты собрался? – Мегатрон схватил его за запястье.

- Никуда… - ответил Оптимус, понуждая Мегатрона улечься на спину. – Я только начал.

Ответом был смех:

- О да, будь так добр, продолжай. Мне это нравится.

- С радостью, - кончики пальцев отыскали все впадинки на щеке Мегатрона, а другая ладонь прошлась по его груди. Их лица были так близко друг к другу, что Оптимус мог видеть оптодатчики Мегатрона за прикрывающим их оптическим стеклом. Он любовался каждым мгновением этой близости, жаждал и смаковал их. Коснуться предмета своей страсти вот так… быть здесь, в это мгновение… ради этого стоило пережить все их сражения – чтобы просто быть здесь, сейчас, даря ему свою любовь.

Мегатрон огладил губы Оптимуса большим пальцем, затем эта рука исчезла. Ниже, ниже, ещё ниже… и Оптимус услышал щелчок собственной паховой защиты. Потом в его порт проникли пальцы, и он застыл всем корпусом. На губах Мегатрона заиграла лукавая улыбка, подобная той, которая появлялась на его лице, когда он получал преимущество в бою.

- Ты уже искришь.

- Не могу сдержаться, - прошептал Оптимус. – Я предвкушал это весь день, с того момента, как увидел тебя в космопорту.

- Когда ты там был?

Оптимус вдруг осознал, что едва не проболтался.

- Я проходил мимо, - солгал он. – Я… ннх… видел, как ты говорил с Оптимусом Праймом. Мне показалось, что это было что-то серьёзное… не хотел вмешиваться.

Мегатрон чуть слышно рассмеялся, так тихо, что этот смех угадывался лишь по вибрации в его груди.

- Оптимус Прайм! Хотелось бы знать, как у него дела с Бельтайном. Он явно был настроен на большие подвиги, когда я с ним столкнулся.

Губы Оптимуса едва не расползлись в ухмылке, но он её успешно подавил.

- У него сейчас лучшая ночь в его жизни.

- Неужели… - его ладонь двинулась снова, и спинной каркас Оптимуса обожгло горячими толчками разрядов. – С чего ты это взял?

«Оох…»

- Просто догадка.

- Хм, - пальцы Мегатрона творили что-то совершенно поразительное. Что именно, Оптимус не смог бы сказать, но от этого по его ногам стекали волны дрожи. Он потёрся о ласкающую руку.

Губы Мегатрона накрыли его рот, заглушая его тяжёлые выдохи.

- Где твоя волшебная точка?

- Она… - вентсистемы Оптимуса захлебнулись воздухом.

- Хотя нет, не порть сюрприз, - он подался ближе, мурлыкая в аудиодатчик Оптимуса. – Хочу найти её сам.

Палец повернулся, протискиваясь глубже, и задел несколько сенсоров, отчего Оптимуса бросило в жар, потом в холод, потом он ощутил давление на сенсоры и, наконец, приятное покалывание пронзило камеру его Искры. Он развёл ноги и опустился всем весом на эту талантливую, чудесную руку.

- Тебе это нравится, ведь так?… - Мегатрон всё ещё прижимался губами к аудиодатчику Оптимуса. Его голос звучал точно так же, как тогда, в космопорту, этот изумительный, глубокий, мурлыкающий голос, от которого всё его существо трепетало до последнего атома. – Что ты чувствуешь? Говори со мной, расскажи мне.

Задыхаясь, Оптимус попытался ответить, но смог лишь втянуть воздух в систему охлаждения. Его поле зрения то покрывалось статикой, то вновь очищалось. Вцепившись в плечи Мегатрона, он сделал над собой усилие и сумел произнести пару внятных слов:

- Дрожь… внутри.

Палец Мегатрона прижался к его эрогенной точке, и на него обрушилась волна наэлектризованного блаженства. Он зашёлся криком, взлетев на гребне этой волны к пику наслаждения, и когда она начала спадать, внизу его встретили чужие ласковые губы.

Они лежали рядом, вместе наслаждаясь постперезагрузочной эйфорией и глядя, как высоко в небе Праймас раскрывает грудную броню. Его сверкающая Искра осветила Кибер-2, как второе солнце, и в этом свете броня Мегатрона сияла священным пламенем. Затем Юникрон последовал его примеру, открывая собственную камеру и обнажая Искру. Город взорвался музыкой, пиротехникой и криками ликования. Толпу явно охватило полное безумие: бесчисленное множество тел, яростно рвущихся к высшей точке, брызги смазки, массовый оффлайн после многократных перезагрузок. Представляя себе всю эту вакханалию, Оптимус был рад уединению их переулка: ни ему, ни Мегатрону не приходилось делить своего партнёра с кем-то ещё.

Мегатрон скользнул ладонью вверх по спине Оптимуса и повернул голову.

- Призрак… будем как боги этой ночью.

Оптимус поднял взгляд и улыбнулся, увидев, как Праймас стискивает ладони Юникрона. Он оседлал Мегатрона, устроившись над его тазовой секцией и подражая позе Праймаса. Первая перезагрузка избавила их обоих от перевозбуждения, и теперь он мог не торопиться, постепенно наращивая жар между ними и плавно взмывая на нём к вершине.

Мегатрон приподнял голову, и их губы нашли друг друга вновь.

- Я ненавижу эту войну, - прошептал он, - но не думаю, что смог бы жить без неё.

- Не думай о войне сейчас, - Оптимус потёрся о его губы своими. – Это – ночь мира.

- Для меня никогда не будет мира. Я вижу войну во сне. Я чувствую эйфорию во время боя. Я люблю запах опалённого металла. Люблю разгонять свои системы до предела их возможностей. И всё это было запрограммировано в моём корпусе ещё до того, как в него вложили Искру. Мои грёзы о завоеваниях были заранее заложены в мои системы, и они овладевали мной с самого начала. У меня никогда не было выбора. Я живу так, как живу, потому что не знаю другой жизни.

К удивлению Оптимуса, в уголке левой оптики Мегатрона собралась капля омывателя. Неожиданно он начал казаться уязвимым. Он прикрыл оптику мгновением позже, чем следовало – капля омывателя пробежала по его щеке, и Оптимус ласково стёр маслянистую дорожку, которую она за собой оставила.

- Если бы у тебя был выбор… если бы ты мог вернуться в прошлое и быть таким же, как все, кем бы ты стал?

- Если бы у меня был выбор? – что-то дрогнуло в глубине алой оптики. В ней была боль – боль, которая преследовала его всю его жизнь и будет преследовать дальше. Тем не менее, Мегатрон тихо рассмеялся. – Я был бы таким, как Оптимус. В нём есть всё, чего нет во мне, всё, чем я хотел бы быть, и его жалкое существование на этом свете напоминает мне о том, кем я мог бы стать. Когда война окончится, он сможет просто повернуться и уйти, начав жизнь с чистого листа. Он даже не осознаёт, как ему повезло: он помнит своё бестелесное существование внутри Праймаса. Он может выбрать свою жизнь. И я вспоминаю об этом каждый раз, когда вижу его лицо.

Чувство вины угнездилось тяжестью на плечах Оптимуса. Это было правдой – у него ещё хранились воспоминания о множестве разнообразных корпусов, ожидающих Искру. Он знал о войне, и ему было позволено выбрать, кем стать: автоботом или десептиконом. Автоботы на тот момент проигрывали, поэтому он выбрал их сторону. Он верил, что может быть лидером. И тем не менее, ему всё равно пришлось «повзрослеть», научиться сражаться и приложить усилия, чтобы добиться титула Прайма. Со временем у него оформились собственные мечты о мире и объединении всех кибертронцев.

Мегатрону не была дарована такая свобода. Казалось, что любой выбор, который он делал в своей жизни, его лидерские качества и расчётливый ум – всё это было предопределено его программированием, а не пришло с опытом. Он умел сражаться с того момента, как впервые пришёл в онлайн. Быть может, кто-то вложил ему в руку оружие, показал ему его солдат и отправил на поле боя через несколько минут после того, как его вентсистемы сделали первый вдох. Это было несправедливо!

- Эта война была всей моей жизнью. Если я и доживу до того момента, когда наступит мир, она всё равно будет продолжаться внутри меня, бушевать, обжигать… - Мегатрон перемежал эти слова прикосновениями глоссы к нижней губе Оптимуса, - …она может закончиться лишь в двух случаях – связью Искр или смертью… да, я, Мегатрон, хочу обзавестись семьёй, с кем-нибудь, когда-нибудь. Если я, конечно же, доживу до этого момента. Разве это так неправдоподобно? – он ухмыльнулся и потянул Оптимуса вниз, шепча ему в губы. – Как думаешь, чем может завершиться война для кого-то вроде Прайма?

Горло Оптимуса сдавило горячим комком.

«Моя война не закончится, пока я не перестану бежать от своих чувств. Пока я не смогу встретиться с тобой лицом к лицу и сказать тебе, что я чувствую на самом деле… и я не могу себе этого представить.»

Он хотел высвободить шквал слов, кружащийся в его голове, но всё его мужество улетучилось, как только он разомкнул губы.

- Я не знаю, - прошептал он.

Невысказанная правда билась в его груди, причиняя ему боль, словно камеру его Искры сковало льдом. «Но у меня есть эта ночь, Мегатрон, которую я разделю с тобой. Этой ночью я покажу тебе всё, что не могу сказать.»

Позволив чувствам направлять себя, Оптимус склонился над Мегатроном, смакуя вкус его губ. Мегатрон ответил на поцелуй с энтузиазмом: губы, дентапластины и глосса атаковали его рот совершенно восхитительным образом. Ладони скользили по его спине вверх и вниз, пальцы протискивались между пластинами, щекоча сенсоры упорядоченной трансформации – схемы, управляющие его корпусом во время этого процесса. О, у Мегатрона были крайне талантливые руки!

- Они начинают слияние, - шепнул Мегатрон, глядя на небо.

Подняв голову, Оптимус увидел, как лицо Праймаса исказилось в коротком приступе боли. Он и Юникрон парили в небесах, держа друг друга в объятиях, едва соприкасаясь губами в незавершённом поцелуе. Снизу их лица озаряло свечение их Искр.

Рука Мегатрона ухватила его за затылок и притянула обратно к его груди, лицом к лицу. Красная оптика мерцала страстью и тоской. Их губы чуть приоткрылись, соприкасаясь, но не целуя. Единственным звуком, который слышал Оптимус, был шум их вентсистем, активно прогонявших горячий воздух. Они дышали как одно целое, вдох и выдох, словно с каждым выдохом их дыхания занимались любовью.

Раздался щелчок, и фиолетовая панель на груди Мегатрона передвинулась выше, а скрытая под ней броня разделилась по стыку и ушла в пазы. Бело-голубое свечение окрасило его подбородок, сливаясь с сиянием от Юникрона и Праймаса. Опустив ладонь в раскрытый грудной отсек, Оптимус огладил грани камеры Искры. При первом касании Мегатрон вцепился в него, как спарклинг – естественный рефлекс. Каким бы ни был контакт, первое прикосновение камера Искры всегда толковала как боль.

- Всё хорошо, - Оптимус успокаивал его, мягко целуя нижнюю губу. Когда Мегатрон начал расслабляться, он погладил самый краешек камеры Искры. Его палец прошёл в считанных дюймах от прерывателя. Крохотные молнии с треском кольнули его пальцы, когда он скользнул ими ниже, чтобы коснуться самой Искры.

Мегатрон выгнулся с негромким вскриком. Оптимус улыбнулся, глядя ему в оптику, и прикоснулся к ней ещё раз, просто чтобы увидеть это снова. Руки Мегатрона блуждали по его спине и бокам, царапая, хватаясь, дрожа, пытаясь притянуть его ниже, к себе… и просто желая. Оптимус подвёл его к самой грани ещё раз – и Мегатрон оттолкнул его. Оптимус почувствовал, как по его челюсти заскользили клыки, а потом к его аудиодатчику прижались губы.

- Открой мне свою Искру, - произнёс Мегатрон, низким, повелительным тоном. Этим тоном он командовал своими войсками, Оптимус слышал его несчётное количество раз во время боя. Здесь, сейчас, он означал что-то совершенно иное. - Открой, немедленно.

«Праймас!» - Оптимус внутри растёкся лужицей расплавленного металла. Он позволил грудной решётке разделиться на четыре части и убраться в скрытые пазы его брони. Обнажённая камера Искры раскрылась, заливая лицо Мегатрона своим светом. Силовой щит придавал его Искре чуть красноватый оттенок.

Он успел увидеть, как Мегатрон поднимает голову, – и в следующий миг его обожгло короткой болью первого контакта, а затем – непомерным, нестерпимым удовольствием. Оптимус глянул вниз, ошеломлённо открыв рот: Мегатрон ласкал камеру его Искры своей глоссой. Эта длинная, заострённая, фиолетовая, умопомрачительно чудесная глосса касалась самой его сердцевины. Чуть склонив голову набок, Мегатрон поднял взгляд. В рубиновой оптике сияла жажда, жажда покорять, и на сей раз Оптимусу хотелось, чтобы он добился своего.

Оптимус услышал собственный крик, ещё даже не приблизившись к перезагрузке. Мегатрон то распалял в нём огонь, то обращал его в лёд. Он выгнулся так, что рухнул бы навзничь, если бы крепкие руки не удержали его, подхватив под кузов на его спине. Такое не являлось ему даже в самых смелых фантазиях. А Мегатрон просто смотрел на него снизу вверх, довольно ухмыляясь и шепча, что он прекрасен на вкус. Оптимусу казалось, что ещё чуть-чуть, и он просто взорвётся, и когда он решил, что в следующее мгновение точно разлетится на кусочки, Мегатрон отстранился. Подняв руку, он прижал ладонь к щеке Оптимуса, и Оптимус поцеловал его пальцы, улыбаясь и желая, чтобы эта нежность запечатлелась на лице Мегатрона навечно.

Небо рассекла молния. Музыка в центре города загремела громче. Подняв взгляд, Оптимус увидел, как лицо Праймаса искажается в гримасе: его белая клубящаяся Все-Искра начинала сливаться с Искрой Юникрона – это и было источником молнии. Они так разительно отличались друг от друга – насколько эмоциональным было лицо Праймаса, настолько бесстрастной была маска Юникрона. Лишь в его напряжённых руках можно было заметить намёк на то, что он также получал удовольствие от этого священного соития.