«Последняя Искра». Главы 25-40.

Небо шлет холод, ветер жжет броню. Даже пушистый, нацепленный шарф – подарок мамы – не греет его. Шаг, другой – мерзлые ости травы с хрустом сминаются под ступнями, щекоча длинные пальцы. Наконец-то можно расправить плечи, присесть, подпрыгнуть, не думая о том, как смешно он выглядит в глазах людей – неуклюжий, неловкий, с топорщащимися крыльями. Нет, ночь не выдаст его. Пусть холодно, - да ерунда! А если забраться вооон на тот холм – то можно увидеть огни города. Они далеко-далеко, искристой цепью струятся по горизонту, и небо над ними словно чуточку светлее. Где-то там, или дальше, еще дальше, - ждет Белый Ангел. Интересно, что он сейчас делает? Быть может, также покинул базу – и стоит, глядя на звезды, и думает…. О нем?
Или о доме, ожившем в рассказах дани?..
Интересно, а там, над Восом, звезды были такие же? Хотя нет, наверно, другие. Другая галактика, другие созвездия…
Оперевшись лапкой о ствол дерева, - корявого, лохматящегося оголившимися ветвями, вяза, - Вэйви смотрел на небо.
Ему казалось, что это не он, а небо - глядит на него, и вместе с небом – тысячи каких-то неизвестных миров, знакомых Старскриму – и незнакомых ему.
«Ты снова не офф» - Коммлинк ожил, рождая знакомый, мягкий голос. – «Снова полуночничаешь?»
«Ну… нет. Да, то есть» - Ответил Птенец, не отводя взгляда от серебристых точек на черном бархате неба. Вообще-то, «бархат» был темно-синим, с переливами в фиолетовый, но это было не суть важно.
«Вэйви, тебе нужно офф. Ты должен расти»
«Не хочу» - Чуть капризно.
«Это еще что за нехочу?» - Голос стал строже, но сквозь эту строгость отчетливо ощущалось что-то иное.
«Не хочу – и все».
«Так не бывает».
«Когда ты приедешь?» - Вот так, напрямик.
Незримый собеседник вздохнул.
«Как только смогу, Звездочка моя. У меня много дел.»
«У тебя всегда много дел!!» - Вэйв готов был сорваться. Почему, почему, почему голос – так близко, а сам он – так далеко??? – «Дела,дела, дела!!! Разве я – не важнее??»
«Важнее, конечно. Я тоже хочу тебя увидеть, Ваше Высочество. Но если я не завершу дел – то это может помешать нам».
«Где ты сейчас? Где?» - Птенец нервно царапнул когтями броню. – «Мне страшно! Я все время вижу во снах дани! И я не могу его защитить! Никак! Помоги мне!! Пожалуйста!»
«Я стою на пустыре и смотрю на звезды. И знаешь, что я вижу?»
«Ч..что?»
«Я вижу тебя. Среди них. Прекрасного юного Принца, в хрустальном дворце. И все, все рядом. И дани, и твои дяди, и подданные. Все рядом. И все любят тебя»
«А… ты??? Ты – тоже со мной???? Где ты??»
«А я буду там, где пожелаешь ты»
«Я желаю… Желаю!!! Пусть ты тоже будешь там!! Рядом!!! И мама! И папа! И КЭлли!!! И все!!! Близко-близко!!!!»
«Да, мой хороший. Мы будем с тобой».
Вэйви напружинил ноги, вытягиваясь в струнку.
«А знаешь, я еще вырос! На тридцать сантиметров! Ой! На тридцать три! Ты меня совсем не узнаешь!»
Мягкий смех – сквозь помехи.
«Конечно не узнаю! Ты, должно быть, мне уже по грудь ростом. Или выше?»
«Выше, выше!»
«Ого, ну ты даешь. Молодец, Звездочка.»
«Так ты приедешь?»
«Приеду, приеду»
«Когда????»
«Через неделю, мой Принц»
«Ураааа!!!» - Аюсолютно детский возглас. Ноги сами оторвали Вэйви от земли. Снова. И снова. И снова.
Как хорошо! Его Белый Ангел приедет!!! А значит, можно будет рассказать ему все-все, что было. И показать, и гулять вместе, и слушать истории….
«Ты мой, ты только мой!» - Торжественно заключил Вэйви, перед тем как попрощаться.
«Слушаюсь, Ваше высочество!»
- Совсем еще хатчлинг. – Улыбнувшись каким-то своим мыслям, Проул разъединил связь. Серебристый силуэт бота был хорошо заметен на фоне неба. Качающиеся на ветру фонари бросали отсветы на броню, придавая ему сходство с призраком. Лицевая пластина тактика скрывалась в тени, но если приглядеться – можно было заметить, что взгляд бота словно затуманен.
«Как сложно. Как все сложно».
Сложив манипуляторы на груди, тактик покачал головой.
Прав ли он, что обнадежил Вэйви? Прав ли он, в конце концов, что вообще затеял это все? А если – все обернется крахом? Кого он обманывает???? Его – или себя??? Ведь, рано или поздно… что-то случится, одна ошибка – и Юный Принц превратится в мишень, как его дани.
Или – как Джазз…
- Шарк! – Губы скривились, темноту прорезал тяжелый, непривычный рык. – Шарк. Шарк. Шарк!!!!!
«Проул!! Ты где??» - Обеспокоенный голос Санстрикера вывел тактика – а теперь и нового Хранителя Матрицы – из забыться.
«Что еще??» - Рявкнул Проул, не сдержавшись. Что-то тяжелое, неприятное, ударило изнутри, туманя сознание, сменяя его раздражением.
«Проул… Прости, что беспокою, но… У нас… проблемы» - Кажется, Санни был ненашутку встревожен.
«Да что случилось-то? Доложи по форме!» - Оптика Проула выдавала злость.
Матрица в груди колючим обручем сковала Искру.
Неприятно.
«Есть! – Отчеканил Санни. И – вновь неуверенно: - Я не знаю! Сайд… Он.. кажется… Кажется, у него началось!!! Но мы не можем найти Джольта!!! Его нигде нет!!!! Я не знаю, что делать!!!!»
«Сейчас буду». – Проул прикрыл подвижные «веки», принудительно заставляя себя успокоиться.
Знакомый прием, сколько раз он его использовал? Медитация, не более.
Вот так. Еще. И еще.
Отрегулировать работу систем, откалибровать, обновить протоколы…
Унять искру.
Вдох- выдох.
Двигатель заурчал ровнее, работа вент-систем стабилизировалась.
Тьма внути отступила, сбившись в вязкий комок – вокруг матрицы.
Подумав, Проул раскрыл грудной отсек, извлекая артефакт подальше от искры, поместив в подпространственный карман.
Как любят говорить люди, - «от греха подальше».
«Потом разберемся».
…………………………….
…Б-бах!
Пузатый бак перевернулся, и, гремя на все лады, покатился по пыльной дороге. Ночь полировала жидким светом луны окрестности заброшенного шахтерского поселка в окрестностях Хартума, безлюдного и пустынного. Окна глинобитных домов в перемешку с бетонными малоэтажками зияли беззубыми ртами, напоминая очертаниями причудливые черепа. Где-то далеко беззлобно лаял одичавший пес.
Жахх!
Второй бак последовал за первым, отправившись в произвольный полет. И третий, и четвертый.
- Аррррххх! – Глухое, тяжелое рычание с примесью отчаяния донеслось из темного, осыпавшегося кирпичем-сырцом и замусоренного проулка. Тяжелая, серая тень осторожно выглянула из арки, свет блеском отразился от запыленного и измазанного грязью металла.
Угловатая настороженная мордочка огляделась по сторонам.
Никого.
Можно покинуть укрытие.
Тьма расступилась, являя взору невысокого – всего-то метр девяносто в высоту – тощего хатчлинга, судя по виду – будущего боевикона. Длинные когтистые пальцы сжались в кулачки, оптика лихорадочно горела. Детеныш опустился на холодную землю, в пыль, и свернулся клубком, поджав ноги к животу, продолжая смотреть на луну. Вот уже много, много раз этот противный диск появлялся на небе – и уходил, уступая место другому диску, горячему, который он ненавидел. Потому что свет нес с собой опасность, а темнота – давала шанс выжить, или найти хоть что-то, чем можно поддержать силы.
А их, сил, было совсем мало – едва-едва только чтобы не уйти офф навсегда. Броня хатчлинга была совсем тонкой и непрочной, корпус – слабым, поджарым – если так можно сказать о механизме. Имени у него не было. Быть может, и было когда-то – но он не успел его запомнить. Да и какой смысл в позывных? От набора звуко-символов голод не уйдет, и теплее не станет. Врагам все равно, кто он и как его зовут.да и некому его звать.
Главное – выжить.
Где-то совсем далеко в памяти малыша были воспоминания. Странные, спутанные, неявные, они порой возникали перед оптикой – в виде зыбких голограмм – и лишь запутывали его. В такие моменты детеныш с рычанием метался из стороны в сторону, не в силах справиться с собой. Ему хотелось ТУДА – а КУДА – он не знал. ТАМ был кто-то, важный, - у него были длинные острые дентопластины, алая оптика, он был… был… КАКИМ-ТО, а каким именно – детеныш не помнил. Он знал лишь, что ПОХОЖ на ТОГО, и как-то странно связан с ним.
Говорить он не умел, создатель успел заложить в него лишь первичный набор базовых символов.
Дальше – была пустота.
Будь у него возможность где-то учиться речи – он бы сумел восполнить недостаток знаний, но откуда им было взяться?.. За все долгое время одиночества речь его пополнилась лишь несколькими обрывочными и почти бессвязными фразами, подслушанными им у жутких двуногих существ, что охотились за четвероногими – и за ним. Да и смысл этих слов детеныш не понимал, лишь улавливая интонацию – насмешку, презрение, страх, ненависть. Эмоции были знакомы – ведь он ими жил… Впрочем, «жизнью» это существование на грани дезактива назвать было невозможно.
Но он старался. Он был очень старательным – и упорным. От неведомого Создателя ему досталась воля к жизни, и отменное здоровье. Словно тот, кто дал свет его Искре, предвидел подобную судьбу для своего отпрыска. И лишь благодаря этому детеныш еще был жив.
Днем малыш скрывался, забившись в труднодоступных для двуногих местах – развалинах домов, брошенных обломках техники, ржавых прицепах, - да где придется, старательно пережидая опасное время. Ночью же отправлялся на поиски энергии – отыскивая съедобные кусочки металла, воруя у двуногих топливо, периодически болея – но упорно продолжавшего цепляться за существование и пусть медленно, но расти.
Сколько раз он находился на грани гибели. Начиная с той страшной ночи, когда ему удалось чудом выбраться из бочки, и, пища и взывая к Создателю, ползти прочь, прочь, прочь, пока лапки не отказались служить ему. К счастью, ему удалось отползти не так далеко, и оказаться возле брошенного корпуса какой-то техники. Останки были погребены под песком почти полностью, но горловина бака была открыта, и оттуда шел удивительный запах. Собрав все силы в комочек, малыш подполз к жерлу бака и сунул в него мордочку, слизывая глоссой остатки солярки. Рот тут же обожгло горечью, он захныкал, - но голод был сильнее. Сенсоры определили жалкие капли как «еду» и заставили хатчлинка орудовать пылающей глоссой, а затем – и коготками на лапках, соскребая энергию. Он оставался у бака, пока не очистил его целиком. Топливопровод малька также вел себя не лучшим образом, и большая часть съеденного вернулась… но что-то осталось, и этого хватило, чтобы продолжить путь – в никуда, наугад, инстинктивно прячась при приближении посторонних объектов, однозначно расцениваемых системами как «враг». Понятия «друг», «помощь» заложены не были.
«Полагайся на самого себя, будь осторожен, не доверяй никому, дерись, сражайся – и будешь жив» - установка, полученная от Создателя, служила ему руководством к действию.
Понемногу он приспособился. Ловкий и проворный, вечно голодный, злой на весь мир – и бесконечно одинокий – хатчлинг принял жизнь таковой, какой она ему представлялась. Мир – зло, мир желает ему смерти. Двуногие ненавидят его, хотят убить. Все ненавидят. Подтверждение тому – пули, застрявшие внутри детского еще корпуса, выпущенные хозяином грузовичка, из которого малыш решил украдкой полакомиться. Тот двуногий вел себя странно, кричал какие-то страшные и непонятные вещи, и от него остро пахло спиртом, - но стрелял он метко. Калибр ружья был достаточно большим, а броня малыша – недостаточно твердой… Ему удалось убежать, и, обливаясь энергоном, упасть в каких-то кустах. Системы восстанавливались слишком медленно, а он лежал тихо-тихо, бессильно скуля от боли и обиды - и анализируя. Анализируя. Анализируя…
К тому моменту, когда восстановление было почти закончено, - Хатчлинг полностью сформировал убеждение в том, что двуногие - враги. Особенно те, от которых странно пахнет.
С тех пор людей он сторонился, активируя системы лишь ночью. Грязный, местами покрытый ржавчиной – из-за недостатка необходимых металлов и недостатка энергии – обозленный на все и вся и несчастный, малыш лежал калачиком в пыли, слушая звуки ночи, а внутри было так пусто, так пусто…
Вот уже пять раз луна поднималась, как он не ел ни капли. Совсем! Если так пойдет, надо будет идти к двуногим за едой, - но он стал слишком большим, его заметят…
Малыш вздохнул вент-системами и что-то невнятно пропищал. Его мутило, процессор работал с перебоями.
Откуда-то из памяти возник образ – теплые сильные манипуляторы подбрасывают его в воздух – и ловят, и ощущение неестественного – полета – и утробный, тяжелый смех, и что-то до колкости хорошее – дурманом охватило его.
- М…г…з… - Звуки-символы сложились сами по себе. Знакомые. ЛЮБИМЫЕ. – М…г…з…
Луна исчезла, горизонт тронула заря. Энергии было слишком мало. Малыш выпал офф, комком металла беззащитно лежа у развалин. Бояться ему было нечего, двуногие здесь почти не появлялись.
Бродячая собака выглянула из кустов, настороженно потянув воздух носом, и, фыркнув, подошла к серебристому, понюхала броню… и, коротко гавкнув, побежала прочь, в поисках пищи, нервно оглядываясь. Шерсть на спине псины стояла колом.

…………………………………………………………
...- Черт! Черт! Черт! О… - Сэм обхватил голову руками. Боль возникала где-то внутри разнесчастной черепной коробки, лишая возможности мыслить. Боль стала его спутницей, с тех пор, как эта… как ее… последняя пассия отбыла восвояси, махнув хвостом. Как же ее звали? А, Карли… кажется… Да, точно, Карли… самовлюбленная, самонадеянная, эгоистка. Сладкая снаружи – и горькая внутри, как те пилюли, что она ему скармливала. «Пей, дорогуша, витаминизированный комплекс, а то совсем осунулся, лапусик..»
Лапусик!
А в постели? То жадная, ненасытная, - то деланно отстраненная, неприятная, колючая – ногти ее в порыве страсти были способны располосовать обивку дивана – между прочим, лично им, Сэмом. Взятого в кредит. Да что ей деньги? У нее все имело свою конкретную цену. Даже он сам.
Хорошо, что у него хватило ума и сил наконец высказать ей в лицо все, что так долго копилось. Все, что мешала сказать его трусость… перед ней. Боже, он ведь ее боялся. Как он ее боялся! Как гюрзу, как что-то противное. Она была повсюду, везде, СМС-ками, звонками, приторной заботливостью, приторным вниманием, приторной любовью… С ума сойти, заставила его принять СТРАХ за ЛЮБОВЬ!!! О боже, боже, боже… что же с ним было?.. Нет, не так: что – вообще было?? Би уверяет его, что это – последствия травмы. Война. Да. Оптимус. Люди. Карли. Чертова кукла. А Микаэла? Где – была Микаэла???? Почему он забыл о ней? Почему с такой легкостью ушел – сам? Кто сказал ему, что это – ОНА его бросила? Карли? Тогда, в кафэ.. после награждения… На награждение пришла Микаэла… Их же вместе награждали… Тогда почему он оказался в кафэ – с Карли? При чем тут Карли? Куда делась Микаэла? ЕГО Микаэла?... Что с ней случилось, почему он не может найти ее? Ни ее отца… Никого… Где она?
- Би?.. – В глазах закипают слезы. Боль выжигает мозг, выкручивает его, выворачивая сознание наизнанку. Мысли путаются. – Биии…
Желтый манипулятор касается плеча. Или ему только кажется?..
- Би, ты тут?..
Мелодия.
- Би. Я хочу, чтобы ты говорил. Рэтч починил тебя. Да, ведь починил?
- Да, Сэм. Болит, снова?
- Угу.
- Поехали домой? Хватит, тебе слишком больно, у тебя оптика в омывателе. Мы вернемся сюда.
- Дом?.. Это – мой дом...
- Это БЫЛ твой дом, Сэм. Поехали, на базу. Рэтчет снимет боль.
- Здесь были мы.. с Микаэлой. Би. Где Микаэла? Что с ней? Почему ее нет? Би?.. Почему??? Зачем была Карли? Она не может быль Микаэлой!
- О, Сэм… - Ладони поднимают паренька с разбитого дивана. Ветер гонит пыль по опустевшему дому.
- Что со мной, Би? Что случилось? Так больно… Би?..
- Поехали к Рэтчету, Сэмми.
- Нет, Би! Ты знаешь! Ты все знаешь! Где она???
- Она здесь, Сэм. Здесь. Везде. Она… - Кибертронец указывает на небо. Солнце равнодушно отражается от брони. Сухо. Безразлично. Или так кажется? – Она с нами. Она всегда с нами.
………………………………………………………………

…Небо заволокло плотной пеленой серых угрюмых туч. Моросило, дождинки выбивали по профнастилу ангара неторопливую монотонную дробь. Тук-тук-тук… Вот уже третий день, как непогодилось, и сикерлет и носа не казал из дома, проводя время за разнообразными любимыми занятиями – чтением, телевизором, рисованием, укутавшись в покрывало из простеганных между собой одеял. Малыш любил такую погоду – во всяком случае, он мог просто расслабиться, отгородившись от внешнего мира. Вдобавок последнее время он чувствовал себя как-то странно, не в своей тарелке. Корпус ломило – если так можно описать его состояние. Статическое напряжение в схемах и магистралях периодически поднималось скачками, а крылья чесались все сильней и сильней, и не только они.
- Мам, ну еще чуть-чуть, ну пожааа…
- Ох, Вэйв, ты меня загонишь. – Проворчала Сью, вновь берясь за бутыль с полиролью и маслом, и расплескивая жидкость по блестящей броне.
- Ну мам, ну пожалуйста… - Заныл капризно Птенец, распластываясь на импровизированной платформе так, чтобы приемной родительнице было удобней доставать до самых, самых неудобных уголков брони.
- Да что с тобой происходит, сынок? – Сью нахмурилась, сводя брови галочкой. Сидя на пояснице юного сикера, она переместилась выше, принимаясь интенсивно тереть пространство между широкими крыльями. Вэйв довольно попискивал, подставляясь ее рукам. Но от Сью не ускользнуло то, что удовольствие было лишено обычного для малыша расслабления. Он был весь как пружинка, он маялся, подставляя то один бок, то другой. Броня была покрыта холодными капельками влаги, свидетельствовавшими о форсированной работе систем охлеждения.
- Ма, я не знаю…Ох! – Сдавленно прошептал Вэйв, уткнувшись мордахой в покрывало на платформе. – Просто чешется. Очень! Словно там, внутри, под броней что-то распирает. Не знаю, как объяснить…
- Все же, попробуй. Я должна знать, что происходит с этим несносным любимым ребенком! – Сью требовательно постучала кончиком пальца по пластинам брони, в очередной раз отметив, насколько ярче и четче стали покрывавшие хатчлинга с ног до головы непонятные татуировки.
- Ну… Помнишь, когда я был совсем маленьким, папа подарил тебе свитер, синий такой, вязаный? Красивый! Ты стала его одевать, и одела, но он был… как это… ну, слишком тесен, и ты сказала, что «чувствуешь себя в нем как в скафандре». Я тогда спросил тебя, а что это значит – «скафандр»? А ты сказала, что это..
- …Костюм человека-космонавта. Жуткая вещь. Да, помню тот свитер. Он был мне размера на три мал, и кололся. Ошибся наш папа… Хотя мне было приятно, что он считал меня такой худенькой. И потом, он же хотел сделать мне приятное, и просто ошибся.
- Конечно,ма. Вот и я… вот так чувствую, словно моя броня – ну, она слишком мала для меня. Мне хочется чего-то, а я не могу. Я не могу свободно двигаться! Все время колется, щипет и че-ше-тся!!! Маам, что со мной? Я что, расту неправильно? И теперь так и буду – все время чесаться?? Это же ужас! Я не хочу! А если броня треснет и развалится?? Вообще?? Если я слишком быстро расту, а покрытие – нет? Что же со мной будет??? – В голосе Вэйви слышалась натуральная паника.
- Не волнуйся, дурачок! – Сью рассмеялась, поглаживая и целуя в плечо внушительных размеров – по сравнению с ней – Птенца. – Видимо, это какая-то стадия твоего развития. Думаю, что все в порядке. Ты – как бабочка, вылупляющаяся из куколки.
- Но бабочки сбрасывают свой кокон! А я что сбросить должен? Мне нечего бросать! Я весь такой!
- Малыш, это был лишь неудачный пример. Ну же, посмотри на себя, как ты вырос! Красавец Принц! – Новая порция масла – и полировальная замша вновь заскользила по телу хатчлинга, на сей раз – по лепесткам закрылков. Вэйви зажмурил оптику и затарахтел. Приятно.. хорошо… мрррррр… Но неожиданно странное ощущение заставило его дернуться, изогнувшись. Словно россыпь огненных искр ударили по крылу, проникая в мельчайшие контакты нейросети.
- Малыш, что? Тебе больно?? – озабоченно спросила Сью, останавливаясь. Вэйв, ошеломленный, беспомощным куренком распластался перед ней, пальцы на птичьих лапках елозили по покрытию платформы.
- Н..не. Все нормально, мА.
- Уверен, сынок? – Переспросила та, уловив сквозившую в словах сына неуверенность.
- Д..да. Наверное. Это броня, она… ведет себя странно.
- Ну, хорошо, смотри сам. Но если что не так – говори.
- Ок. – Вэйв фыркнул. Колючее ощущение отступило, оставив странную пустоту… и чувство незавершенности.
«ЕЩЕ.
Я ХОЧУ…ЕЩЕ. ТАК»
Это внезапно проснувшееся желание вконец смутило Вэйви. Чувство чего-то противоестественного, неправильного заставило лицевую пластину Птенца раскалиться.
«ЭТО НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ МАМА. МАМА НЕ ДОЛЖНА ЭТО ДЕЛАТЬ».
- Ууууу…. – Вэйв выгнулся и беспомощно заскулил, когда мамины руки прошлись полиролью по краю развившихся до приличных размеров турбин, подставляя неожиданно чувствительную окантовку.
Золотистые искры – теперь уже чистого удовольствия – прокатились по корпусу, благодатным дождем проливаясь на юные, впервые что-то ощутившие, системы.
«ЕЩЕЕЕЕЕ!!!! ЕЩЕЕЕЕ!!! ПОЖАААА…….»
- Ма, мне.. неприятно. Знаешь, я, наверное, сам буду натирать себя, я большой, ты маленькая, и устала. – Мучительно борясь с невыносимой слабостью, промямлил Птенец, переворачиваясь на бок и снимая маму со своей спины. Какая же она маленькая, его мама! Теперь он может свободно обхватить ее двумя манипуляторами за талию, и поднять… Почему он растет, а родители – остаются такими маленькими?
- Но.. сынок, мне не сложно! – Сью пристально всмотрелась в его лицо, ища ответного взгляда. Но Вэйв упорно прятал оптику.
- Ма, ну в самом деле, я сам, ладно? Ты только не волнуйся, все хорошо.
- Я вижу. – Сью скептически осмотрела фигуру Старскримова отпрыска. Тот присел на край платформы, возвышаясь над ней этакой угловатой механической птицей, - понурившись и словно нахохлившись. Одеяло прикрывало поясницу, по броне стекали серебристые капли конденсата.
«Что же с тобой происходит, малыш?..»
- Мам, да не волнуйся ты. Все хорошо! Я один побуду, ок? Ты потом приходи, мне.. нужно подумать.
- Как знаешь, малыш. Если ты считаешь нужным… - Сью вздохнула, вернула бутыли с полировальным составом на полку, и направилась к входу в «родительскую» часть дома, намереваясь покинуть ангар.
- Стой, подожди. – Вэйви одернул ее. Голос птенца звучал почти жалобно.
- Да, мой хороший?
- Ма, у нас нет ничего посмотреть? Ну, кассет каких-нибудь. Я все уже пересмотрел, что было, а просто телик крутить не хочется.
- Хорошо, сейчас посмотрю. Вроде как отец отложил пару коробок, на чердак убрать. Я посмотрю, солнышко. – Она взялась за ручку двери. – Да, поесть принести?
- Не, мам, что-то не хочется.
- Как скажешь, солнышко.
Дверь захлопнулась.
Вэйв шумно прогнал воздух вент-системами. Как-то бессильно откинулся на платформу, поерзав пытающими турбинами по покрытию.
- Оооох…
Системы отозвались каскадом всполохов. Еще, и еще…
- Уууу… - Птенец заскулил, усиливая движения. Не то, совершенно не то… Но… Что с ним? Как хорошо… Правый манипулятор машинально прошелся по корпусу, размазывая капли влаги, потирая стыки брони, и чуть ниже… Еще ниже… Вот пара проводков, выбившихся из приоткрытого щитка на боку… перехватить их, потереть… Новый всполох, перед оптикой – россыпь алых точек. Как хорошо… но почему??? Почему????
Перед мысленным взором возникла лицевая пластина Белого Ангела. ЕГО Белого Ангела… Почему-то мысли о нем вызвали какое-то особенное тепло… и страх.
«Что, если он узнает, что с ним происходит что-то неправильное??? Он не будет смеяться надо мной??? Наверное, я сломался, со мной явно неполадки… Нет, нет, нет, я не скажу ему! Не скажу! Ни за что!!!!!! Но… хоть бы увидеть его… хоть бы он вернулся скорее… Так одиноко!!!!»
…Воображение сыграло с малышом ужасную шутку. Вот его милый Ангел улыбается ему, вот теплые и такие широкие манипуляторы обнимают его. Мягкие губы улыбаются, касаясь его щеки…
«Вернись… вернись! Хочу к тебе!!!!»
… Нетерпение достигло предела. Длинные тонкие когти сжали проводки сильнее. Корпус юного сикера свела судорога, сервоприводы напряглись, малыш беспомощно вскрикнул. Волна накрыла его с головой, заставив тоненько закричать. Напряжение в системах взметнулось до критических значений, буквально выкручивая его. Турбины взревели, выпуская раскаленный воздух. На пол дробно закапали редкие, первые в жизни хатчлинга, капли…
Спустя пару мгновений малыш бессильно рухнул на платформу, утратив возможность чувствовать и мыслить. Офф спас его, избавив от чувства стыда.
Лишь струйки омывателя все еще текли по его щекам, отражая всю глубину его отчаяния…
………………………………………………………………..
Прошло не менее часа, покаа Вэйви, наконец, очнулся. Выдохнул, активировал оптику. В корпусе воцарилась необычная легкость. Неприятное напряжение куда-то исчезло, зуд тоже почти пропал.
«Что стряслось? Что это было?» - Малыш потряс головой, калибруя оптику.
Странно. Он лежит на платформе, заботливо укрытый кем-то. Но он же помнил, что был один! И… он чистый! Абсолютно! Но он же… Он… дал течь!!!! Ужас!!!
Эй! Неужели кто-то из родителей… наблюдал за ним? Видел его??? Нет!!! Нет, нет, нет!!!!
- Эй! Вэээйв! Братишка, ты проснулся? – Кто-то нетерпеливо дергал его за манипулятор, стараясь привлечь внимание. Вэйв раздраженно обернулся на голос.
- Кэлли? ЧТО ТЫ ЗДЕСЬ ДЕЛАЕШЬ???? – сорвался Птенец.
- Не шипи на меня! И хватит плеваться! – Девочка вытерла личико рукавом. – Какой ты все-таки неаккуратный. Типичный пацан.
- Не твое дело! – Огрызнулся тот, натягивая одеяло до самой оптики, машинально поджимая лапы.
- А вот и мое. – Твердо заявила та, тряхнув косами. – Мама послала меня узнать, проснулся ли ты. А то ты так устал, что вырубился чуть ли не на полу. А все потому, что есть надо вовремя! - Она ткнула ему под нос блюдо с внушительного вида посудиной.
- Что это? – Как-то вяло переспросил Вэйв.
«Мама… Мама видела… ЭТО!!! Уууу…… ЧТО ОНА СКАЖЕТ??? ЧТО ЕЕ СЫН СОВСЕМ БОЛЬНОЙ??? КАК СТЫДНО!!!»
- Энергон. Что еще-то? Мама сказала, что ты ОБЯЗАТЕЛЬНО должен поесть, потому что можешь отключиться вообще из-за голода! Вот! Ну я и пришла, а ты дрыхнешь, соня! Давай, вставай, и поешь. А еще мама кассет принесла, чтобы ты посмотрел. – Девочка указала на стоящую в дальнем углу ангара высокую картонную коробку, набитую черными прямоугольничками кассет. – Ой, а чего это у тебя все лицо красное?
- Ничего не красное. – Буркнул Вэйв, берясь за кружку. Энергон благодатно заструился по топливопроводу, наполняя заметно опустевшие баки. Кэлли заползла ему на колени, придирчиво осматривая броню.
- Какой ты красивый у меня, братик. – Улыбнувшись, девчушка погладила прозрачное стекло кокпита. – Надо же, смотри, у тебя и сиденье для пилота там есть, и этот, штурвал, и приборы всякие… но все такое маленькое, как игрушечное! А я не видела! А когда ты вырастешь, оно большое станет?
- Что-«оно»? – Вэйв чуть не поперхнулся. – Скажешь тоже!
- Не «оно», а сиденье, где пилот сидит! В кабине у тебя! – Кэлли ткнула пальцем в стекло. – Ты же самолет, значит, у тебя должен быть пилот. Свой!
- Никто у меня не должен быть. Я сам себе пилот.
- Фигушки! «Сааам»! Сами только кошки родятся, а самолетом кто-то должен управлять. – Со знанием дела настырная деваха одернула растерявшегося Вэйви. – Значит, у тебя должен быть пилот.
- У моего данички не было никакого пилота, он сам летал! – рассердился Вэйв. – И вообще, мы, сикеры, сами по себе, никто нам не нужен!
- Ага, никто! А как же мама? А папа? «Маам, я есть хочу, принеси энергончику!»– Передразнила Кэлли.
- Ну так это на земле. А в небе – мы сами по себе.
- Ну-ну. И все равно, не может быть самолет без пилота! Не бывает!
- А вот и бывает! – Вэйв чуть откинулся, расплескав капли энергона. – Смотри.
- Куда смотреть?
- Да в кабину смотри, бестолковка!
- И что я там не видела?... Ой… - Кэлли замерла как пришпиленная, всматриваясь в пустоту за стеклом кокпита. Там, словно из воздуха, из полосочек, складывалось изображение… пилота! Почти как настоящее, только корявенькое еще, неловкое, - но изображение! – Что это???
- Это – я! – Гордо ответствовал Вэйв. Словно в доказательство, «мнимый пилот», выглядевший как мальчик лет тринадцати-четырнадцати, только маленького размера, со смешными кудрявыми каштановыми волосами, подмигнул ей и помахал рукой. На мальчике был темно-синий костюм пилота и высокие кожаные сапожки.
- Тыыы? – Пробормотала Кэлли, прижимая ладошки к стеклу. – Ты… такой… симпатичный!!! Как человек совсем… только маленький… почему я тебя таким не видела?...
- Это – называется «голограмма» - Важно ответил Вэйв. Мальчик за стеклом показал Кэлли язык и беззвучно рассмеялся.
- А потрогать нельзя? – Кэлли принялась дергать окантовку кабины, намереваясь открыть ее. Напрасно!
- Нельзя. Это же мираж, ну, фантазия такая. – Остановил ее Вэйви. – И не царапайся – я еще все равно кабину открывать не умею.
- Почему не умеешь?
- Потому что мелкий еще. Вот трансформируюсь первый раз – и сумею. – Вэйви хмыкнул, и рассмеялся скрипучим смехом, так похожим на смех своего дани. Только более тонким и высоким…
- А как на Боба похож… Ну, из нашего класса. Один в один!
- Ни на кого я не похож. Я сам по себе.
- А говорю – похож! – Кэлли рассмеялась в ответ, и неожиданно обняла Вэйви. – Ну почему ты такой, братишка? Почему ты не можешь быть – как голограмма? Я бы ходила везде с тобой, и…
- И?.. – Настороженно переспросил Вэйви, напрягшись.
- И, может быть.. когда нибудь… ну.. ты стал бы моим мужем! – Выпалила девчонка.
- Этого не могло бы произойти. – Птенец нахмурился, фыркнув.
- Почемууу еще? – протянула Кэлли, не отрываясь, глядя на мальчишку за стеклом.
- Потому что ты – человек. Это раз. И во-вторых…
- У тебя есть этот дурацкий Ангел!!! – Кэлли зло ударила брата кулачком. – Ненавижу!!!! Тупые, дурацкие машины!!!! Человеком быть лучше!! Люди – НАСТОЯЩИЕ!!! А машины – неживые!!!!!
- Но… Кэлли!!! Как ты…
- А, катись ты к своему Ангелу… - Кэлли спрыгнула с платформы и убежала, вытирая на ходу злые слезы, оставив Вэйви озадаченно смотреть ей вслед.

………………………………………………………………….

…Ночь не принесла еды. Третья ночь. Голод – невыносим. Корпус почти не слушается.
Оптика сама собой закрывается, двигатель работает все тише и тише.
Скоро, видимо, для маленького боевикона все окончится. А, может, оно и к лучшему? Во всяком случае, ни страха, ни голода не будет. Наверное, ТАМ будет хорошо.
Наверное, ТАМ будут его братья и сестры? Как когда-то? Они будут обнимать его, они будут играть…
Темно. Тучи. Луны нет, лишь густой колючий кустарник вокруг, скрывающий истощенного хатчлинга ото всех.
Легкий ветер вздымает с сухой земли песчинки, закручивая их волчком перед самым носом Малыша. Соринки забиваются меж игл дентопластин, проникают под подвижные веки оптики, под мембраны… Вентсистема работает с трудом, когти вяло колупают почву.
«Опи… вернись!»
Неожиданно датчики улавливают запах.Какой-то очень вкусный, необычный, чем-то почти знакомый. Запах струится по воздуху, притягивая к себе, чаруя. Топливопровод мучительно сжался.
А запах становится все сильней и сильней. Запах гонит его, запах этот – равноценен дальнейшему функционированию. Малыш пытается подняться, но энергии нет, и он ползет, скуля и подвывая, цепляясь серво за какие-то выступы на земле, в направлении аромата. Еще. Еще.И еще… Ах как трудно ползти! Когда сил нет, а ветви кустов мешают, путаются, пружинят…
- Давай, давай, ползи сюда, я слышу тебя. Где ты, а? Шевели поршнями, задохлик. – Странный приторный голос смешивается с запахом, приводя к внутреннему диссонансу.
«Запах – ЖИЗНЬ. – Голосят системы. – Голос – ОПАСНОСТЬ. Ловушка!»
Но какое дело израненному голодному спарку до рассуждений? Да даже если опасность – все равно деактив, а так… он хоть… поест…
Голод стал ему разумом, голод заменил рассудок.
Но вот кусты расступились, позволяя Малышу выползти на подобие поляны. Аромат стал нестерпимым. Рывок из последних сил – и Малыш падает, осязая перед своим носом какую-то емкость, посную чего-то… божественного… невозможного…
Пинок – грохот – и эта емкость оказывается перед самой его мордашкой. Не в силах справиться с собой, он ныряет лицевой пластиной прямо в эту сладкую жидкость. Ооооо!!!!!!!! Ни с чем не сравнимо!!!!!!!!!!! ЕДАААА!!!!!!!!!
Сладость становится им, сладость наполняет баки, сладость распространяется по корпусу… Сладость – чистая энергия… чистейшая, первозданная, слаще не бывает…
Со стороны он выглядел почти забавно – для некоего наблюдателя, с презрением на прекрасном фейсплете склонившегося над ним. Маленький, неуклюжий, боевикончик, с жадным чавканьем, урча и порыкивая, уплетающий низкозаряженный энергон из старой разрубленной надвое канистры – в качестве кормушки.
- Хм. А ты похож на него. Да, похож. – Насмешливый, слащавый голос. – Хотела бы я посмотреть, как ОН так же хлебал бы из моей ладони. Что ж, пока хватит и тебя. ДЛЯ НАЧАЛА.
Хатчлинг оторвался от «миски», и поднял мордашку – чтобы вновь уткнуться в еду.
- Ну, че оптику вылупил, а? Да не бойся, что, забыл уже меня? – Когтистый манипулятор подцепил малыша за подбородок.
Две пары оптики встретились.
Малыш в ужасе зарычал, попытавшись отползти прочь. В следующий миг что-то жуткое, раскаленное, со страшной силой впилось в его шейные магистрали.
- Веди себя хорошо, мелкий. Ты же не хочешь опозорить память своего Опи?..