Ненавижу темноту.

Яркая вспышка и небольшой взрыв напротив валуна, закрывавшего вход в пещеру, сказала мне все, что требовалось узнать, потому что первые пять кубов постигла та же участь. Энергон был токсичен вне зависимости от части твари, из которой он был получен.
– Это все же лучше, чем змеи? – спросил я, когда он яростно отбросил тело второго существа и устало потер лицо.
– Это хуже, – прорычал он. – Прими энергон, приготовленный из этой штуки, и я не знаю, что произойдет. Но это будет хуже, чем дрожь в руках.
Я вспомнил о том, что видел, – как летающие твари пожирали всех змей, до которых они могли добраться, и друг друга. Теперь в округе вряд ли осталась хоть одна змея.
– Что же нам делать? – мне действительно не стоило задавать этот вопрос. Никто из нас не знал ответа. Мы сосредоточились на надежде, что из новых существ удастся получить менее токсичный энергон, чем из змей, и у нас не было альтернативного плана.
Все же он не наорал на меня за дурацкий вопрос, и это показывало, как он устал. Он просто откинул голову назад и уставился на потолок пещеры, надолго погрузившись в собственные мысли.
Я перевел взгляд себе на руку и вздрогнул; я был все еще поражен тем, сколько урона эти ужасные твари могли нанести за какое-то мгновение. Большая часть наружной брони была сорвана, с плеча до кончиков пальцев. Выглядело это скверно, но, к счастью, болело совсем не так сильно, как казалось. Я форсировал внутренние ремонтные системы, чтобы закрыть раны, не дожидаясь, пока грязь попадет в проводку.
– Подключи его ко мне, – сказал Старскрим после еще одного цикла молчания. Я, смутившись, оторвал взгляд от руки, почти прикрывшейся тонкой аварийной пленкой. – Конвертер, – уточнил он, – подключи его ко мне.
Я не мог представить, с какой стати он этого хотел. Хотя, на самом деле, мог – мне не понравилось заключение, к которому я пришел, и я не замедлил ему это сообщить.
– Нет. Это не только противоречит тому, что мы пытаемся сделать, но еще и опасно в твоем состоянии.
– Не будь таким тупым, – фыркнул он. – Я не собираюсь отдавать собственную энергию. Но пики биополей могут дать достаточно мощности, чтобы заполнить куб. А теперь подключи эту шлакову штуку ко мне.
Я знал, о чем он говорит, но мне все равно понадобилось время, чтобы понять это, даже когда я выполнил его просьбу, подключая его к энергоконвертеру через дыру в стекле его кабины.
– Пики? – тупо повторил я, когда он повернулся к конвертеру, чтобы наполнить куб. Конечно, он это несерьезно или просто имеет в виду не то, о чем думаю я.
– Ты понимаешь, о чем я, – проворчал он, поднимая руку к шее, его пальцы умело прикасались к чувствительной броне на гортани. Да, он был серьезен. – Системная перезагрузка от интерфейса или от сильной боли – это самая высокая концентрация энергии, которую мы можем высвободить из корпуса, исключая откачку. – Он продолжал пояснения, хотя я почти не слушал. – Я, пожалуй, сделаю два или три куба, прежде чем слишком устану.
– Т-ты же не предлагаешь... – я умолк, надеясь, что он не предлагает. Если честно, я сам не понял, облегчение или разочарование я почувствовал, когда он фыркнул в ответ.
– Нет, я даже и не мечтаю о том, чтобы Великий и Могучий Оптимус Прайм занимался такими низменными вещами с каким-то десептиконом, – его сарказм был достаточно остр, чтобы ранить меня. – У меня еще осталась одна рука, и я могу ее использовать. – Увидев мой оцепеневший взгляд, он остановился и принял недоверчивый вид. – Только не говори мне, что ты никогда не слышал о самоудовлетворении.
Я попытался изобразить оскорбленность, но, по правде говоря... нет. Я действительно об этом раньше никогда не слышал. Я никогда не подозревал, что это вообще возможно – отправить себя в системную перезагрузку без партнера? Я мысленно одернул себя за такие идеи – я был ошарашен, только Старскрим мог о таком думать.
– Но... – я начал, и снова умолк, сам не зная, что хотел сказать. Мне не хотелось верить в то, что он собирался сделать, но он указал на другое.
– У тебя есть идеи лучше? – отрезал он, заставив меня вздрогнуть от злости на самого себя. Идей не было, он знал это и не ждал ответа, сосредоточившись на ласках собственной шеи, блуждая пальцами по броне и кабелям, – если они были похожи на мои собственные, то были весьма чувствительны к таким прикосновениям.
– Мне нужно, чтобы ты следил за конвертером и менял кубы, когда они заполнятся. О самом преобразовании позаботимся позже, – он заметил мой задумчивый, смущенный вид и сверкнул на меня оптикой.
– Или заткнись и сосредоточься на конвертере, или прекрати вести себя, как трепетный идиот, и помоги мне. Я не могу делать это очень быстро всего одной рукой, – его слова тут же вывели меня из ступора, и я послушно притащил энергоконвертер, отворачиваясь от него.
Трепетный идиот? Я хотел бы оскорбиться, но не мог – эти слова слишком уж напомнили мне о близнецах. Во всем этом был смысл, пусть даже меня до сих пор пошатывало от того, что он вообще об этом подумал. Энергон, полученный из такого слабого источника, не мог быть достаточно мощным, но хотя бы он не был токсичным – даже если он сделает два куба, чтобы восстановить потраченную энергию, потребуется только один, так что мы все равно остаемся в плюсе.
Но необходимость не делала это менее неправильным. Сенсорную перезагрузку можно разделить лишь с кем-то, кому доверяешь, а я знал, что даже после всего этого он мне не доверял. Его доверия хватало, чтобы разрешить мне осмотреть его жуткие раны, и только. То, что он делал, было особенным, личным, это было... действительно работающим.
Крошечные искры танцевали в кубе, словно высмеивая мое замешательство. Они были далеки от пригодности к использованию, но он выглядел вполне решительно, намереваясь заставить их работать. Все, что я хотел, – чтобы мои аудиосенсоры отключались так же легко, как оптика.
Куб медленно наполнялся, и я пытался сосредоточиться на чем-то, кроме того, что он делал прямо позади меня. Я подтащил все еще нетронутый труп второго существа поближе, чтобы изучить его – мне было не до этого, когда я спасался от них бегством, а позже я был занят ремонтом руки.
Тварь была похожа на змею – это подтверждало теорию Старскрима о том, что змеи произошли от летающих тварей. Ее рот был почти таким же, хотя он разделялся на пять клиньев вместо шести, образуя отвратительную звезду, каждый луч которой был усыпан бритвенно острыми зубами. Я не мог обнаружить ничего, похожего на глаза, – по-видимому, они ориентировались в пространстве при помощи звука, и это объясняло их крики, похожие на тихое пение.
У нее было две пары крыльев; пара около плеч была длиной с мою руку, костей было очень мало, только на верхнем крае. Остальное крыло состояло из жесткой кожи и мышц. Два нижних крыла были такими же, но вполовину короче. Меня изумило, что они могут летать на этих странных, примитивных крыльях, которые казались такими ограниченными в движениях, но инопланетная жизнь никогда не перестает опровергать ожидания, особенно ожидания такого слабого исследователя, как я, который не привык открывать новые формы жизни.
Я подпрыгнул и выругался про себя, когда позади меня ожили вентиляторы Старскрима, охлаждающие его системы. Рассматривая чудовищ, я почти забыл, что он делает. Раз уж я все равно отвлекся, я воспользовался возможностью проверить энергокуб и с удивлением увидел, что он уже полон. Быстро заменив его пустым, чтобы продолжить процесс, я взял в руки полный, изучая энергию, танцующую внутри. Это был яркий голубой свет, не похожий на искры, которые пляшут над корпусами после перезагрузки, – довольно странно, учитывая его источник.
Шлак меня побери, и надо было мне об этом думать?
Я потряс головой и вернулся к изучению летающего существа, быстро решив, что мне нужно придумать ему другое название – "летающие существа" не слишком годилось в качестве наименования; на змей было легко ссылаться, на этих тварей – нет, пока я не назвал их сам. Я хотел спросить Старскрима, не назвал ли он их как-нибудь, когда проводил разведку на этой планете, но для этого потребовалось бы прервать его, и, возможно, повернуться к нему лицом, так что я решил присвоить им собственное название, хотя бы и временное.
Хвостом твари можно было дважды обмотать мою ногу; задних лап у неё не было, только две крошечных «ручки» — там, где, по моему разумению, была грудная клетка — и каждая оканчивалась тремя когтями, столь же длинными, как мои собственные пальцы. В отличие от змей, чьи головы были круглыми и ничем не выделяющимися, в основании черепа этой твари были костяные гребни. Я не мог найти для них никакого практического применения, разве что уменьшение сопротивления ветра во время полета. Все эти наблюдения напомнили мне о земных легендах, которые я слышал так много лет назад; в них встречалось мифическое существо с костяными перепончатыми крыльями, телом змеи, без задних ног и небольшими руками. Картины в памяти были лишь отдаленно похожи, но и отдаленного сходства было достаточно для того чтобы, хотя бы на время, назвать этих тварей вивернами.
К сожалению, решение вопроса с именем означало, что мне больше не на что отвлечься.
Я лениво провел пальцами по новой, тонкой броне, прикрывающей раны на руке, отмечая, насколько она чувствительна – это было понятно. Казалось, что пальцы прикасаются к схемам напрямую. Аварийная броня была намного, намного тоньше нормальной. Она предназначалась лишь для прикрытия раны в критической ситуации и ни для чего больше – просто чтобы поддержать жизненно важные схемы укрытыми от внешних факторов и последующих повреждений до тех пор, пока не удастся добраться до кого-то с медицинским образованием, чтобы он полностью починил раны. К сожалению, у нас не было таких удобств, так что аварийная пленка останется постоянной до тех пор, пока мы не покинем эту забытую Праймусом планету. Учитывая то, какую часть руки теперь прикрывала эта пленка, это не предвещало ничего хорошего. Если я понесу дальнейшие повреждения, возможно, я потеряю функциональность руки. Пока нам не придется выходить наружу за чем-то, навстречу вивернам, я буду в порядке. Но год – это слишком долгий срок для планов, когда так много непредсказуемых факторов.
Я посмотрел на потолок пещеры, наблюдая, как тени, отбрасываемые фарами, двигаются по камням , и думая об этом. Если это действительно превращалось в единственный способ, чтобы сделать не токсичный энергон, необходимый для выживания, я не мог стесняться этого вечно; и рациональная часть меня не могла этого не осознать. И в таком случае, я не мог ожидать, чтобы только Старскрим делал все. Эти мысли заставили меня смутиться еще больше и почувствовать практически отвращение. Отвращение меня удивило. Я ожидал замешательства, возможно, даже унижения, думая о самоудовлетворении до перезагрузки, но отвращения я не ожидал. Видимо, отвращение вызвала мысль о том, что он будет видеть и слышать все это. По крайней мере, я на него не смотрел, хоть и мог его слышать.
Тогда я понял, что на самом деле слышу не так уж и много, и это соображение снова нарушило ход моих мыслей. Для кого-то, настолько громкого... да даже крикливого в обычном состоянии, он был чересчур тихим, особенно учитывая то, чем он занимался. Я на мгновение отвлекся, заменяя второй куб пустым, и, наконец, подчинился собственному любопытству, глядя на него через плечо.
Если его молчание поощряло мои сомнения в том, что он действительно занимается тем, о чем говорил, то выражение его лица быстро их развеяло. Его оптика была притушена, голова откинулась на стену пещеры, рот был приоткрыт, как будто бы он хотел издать стон удовольствия, но не мог, и его вид показывал полный экстаз. Его пальцы исследовали щели в броне между тазовым сочленением и бедром. Я не представлял, что там находилось, но каждый раз, когда он к этому прикасался, по его корпусу пробегала дрожь и бедра выгибались в попытке сделать это более доступным. Что бы он ни стимулировал, это было очень чувствительным. Его вентилятор трудился изо всех сил, пытаясь охладить системы, и это заставляло второй вентилятор жалобно потрескивать в попытке выполнить свою работу. Я был донельзя сконфужен... но и заинтригован.
Он совсем не задействовал искру, и это было очень интересно. Скорее всего, именно поэтому я никогда раньше не слышал о самоудовлетворении – то, что кто-то мог сам себя привести к перезагрузке одними только прикосновениями, было неслыханным не только для меня, но и для всех остальных автоботов. Стимулирование нужных кабелей, схем и брони было только подготовкой, которую люди называют прелюдией, но в настоящую системную перезагрузку нас приводило только объединение энергии искр любовников – то, что невозможно испытать в одиночестве.
Я не мог удержаться – слишком любопытный и заинтригованный, я следил за его рукой, которая продолжала играть с чем-то очень чувствительным около ноги, и это заставляло трепетать весь его корпус. Его рука неохотно оторвалась от ноги, поднялась к воздухозаборнику на плече, пальцы обвели его контур, и рука вернулась к шее. Пальцы обхватили проводку, и это заставило его корпус вздрогнуть в ответ. Похоже, он почти не контролировал свою руку в этот момент – это было видно по тому, как дрожали его пальцы, показывая, как близко он уже был, когда вернул руку вниз, к тому месту на ноге. Уже через мгновение его тело охватила перезагрузка: спина выгнулась, голубые искры танцевали на обнаженных схемах в открытой стороне, и он несколько раз конвульсивно содрогнулся, его рука и нога синхронно подрагивали, как если бы он был на прогулке. Он пытался – возможно, бессознательно – продлить удовольствие так долго, как это только возможно, и, что самое интересное, ни разу не издал ни звука.
Я отвернулся, когда он, наконец, привалился к стене, все еще вздрагивая от остаточных толчков. Я чувствовал себя грязным, наблюдая за тем, что должно было быть таким личным, но у меня пропал голос, и я не мог извиниться – все, что я мог, это смотреть в другую сторону. Я был потрясен, увидев, что и третий куб был заполнен, в основном от системной перезагрузки. Это по-прежнему казалось странным, но эти действия, возможно, могли спасти нас – или хотя бы поддержать, до тех пор, пока солнца снова взойдут.
– Сколько? – прохрипел он, когда достаточно пришел в себя, чтобы говорить. Возможно, он слишком устал, чтобы задавать вопрос целиком, но я понимал, о чем он.
– Три, – ответил я. Как удобно, что голос наконец-то решил вернуться. Я не смотрел на него, когда он разочарованно вздохнул, вместо этого доставая третий куб и ставя его рядом с первыми двумя. Я не мог справиться со стыдом, который испытывал от того, что наблюдал за ним, вместо того чтобы просто отвернуться; но в то же время, я не мог справиться с любопытством и заинтересованностью, которые стали результатом наблюдения. Такая мощная перезагрузка – всего лишь от прикосновения... это было необъяснимо, но ему это удалось, и доказательство этого мерцало передо мной в третьем кубе, и, уставившись на него, я думал о том, что мог бы сделать то же самое.
Мысль была смущающей и постыдной, но я все равно думал об этом и даже поймал себя на размышлениях о том, как это сделать лучше всего. Любопытство до добра не доводит.
Энергоконвертер автоматически приготовил четвертый пустой куб, и я подскочил , когда заметил голубую искру, мерцающую внутри. Я резко посмотрел на Старскрима, и увидел, как его пальцы снова забираются в это сочленение на ноге. Он был измотан, но он пытался повторить это снова, не удовлетворенный небольшим количеством кубов, которые удалось сделать.
– Перестань! – выкрикнул я, ужаснувшись, и подвинулся вперед, чтобы выдернуть из него кабель. Я заработал удивленный и одурманенный взгляд. Это смутно напомнило мне первый день, когда он очнулся, я предложил ему первый энергокуб, и он уставился на меня так, как если бы я был идиотом, что не взял его себе.
– Ты слишком слаб. Если ты продолжишь, вместо того, чтобы отдохнуть – ты можешь себе навредить.
– Это нужно сделать, – возмущенно возразил он. – У нас обоих осталось слишком мало энергии, трех недостаточно, тем более что энергон получается слабый.
– Тогда я это сделаю, – это вырвалось само, без предупреждения, и я не мог забрать слова назад. Кроме того, это было правдой. Меня воротило от этого, но это было справедливо – я не мог ожидать, чтобы он делал все сам, особенно в его состоянии, и, в конце концов, я наблюдал за ним. Было бы справедливо, если бы он поступил так же.
И мне все еще было любопытно, могу ли я сделать то же самое.
Он принял вид, который иначе, чем потрясенный, и не назовешь, но ничего не сказал, когда я подвинул энергоконвертер ближе к нему, чтобы он мог заменять кубы. Я не мог заставить себя снова посмотреть на него, когда я оттянул съемную панель в корпусе, сразу под нагрудной броней, подключился к конвертеру и поерзал от смущения, все еще пытаясь разобраться, как лучше всего сделать то, о возможности чего я раньше даже не подозревал.
Мысленно вздохнув, я попробовал просто проглотить собственную гордость и уставился в сторону, обнаружив крайне интересный для изучения кусок камня. Тем временем правая рука поднималась к все еще целой антенне, думая о местах, которые вызывали больше всего удовольствия, когда их раньше кто-то ласкал. Хотя это было у меня, конечно же, не со столькими, как у Старскрима (вероятно; если слухам вообще стоило верить), всё же несколько весьма искушённых трансформеров составили карту всех моих точек удовольствия в поисках самых интересных мест, изучая, отчего я выгибаюсь сильней всего. Мне лишь надо было припомнить самому, где же они...
А, вот она.
Я быстро выключил вокодер перед тем, как хоть звук вырвался из моей гортани. Я достаточно стеснялся этого, и пока Старскрим оставался волнующе молчаливым во время своих действий, я... ну да, я был громким. Достаточно громким, чтобы семь членов армии автоботов однажды ворвалась в мой отсек, посчитав, что меня убивают, – только затем, чтобы обнаружить возмущенного Джаза, запустившего руки мне в моторку, на мне верхом. Шлак бы его побрал за то, что он так дразнил меня. На мгновение я заинтересовался, не случалось ли и со Старскримом чего-то подобного, после чего он и стал таким тихим, но мои пальцы снова нашли нужное место на антенне, и я перестал отвлекаться на эти мысли.
Я выключил оптику в невнятной попытке притвориться, что я один, когда сигналы центрального процессора начали разогревать мой корпус, тяги и кабели зажужжали от вибрации. Я не знаю, что больше меня удивило – то, что это работало, или то, что я возбудился так быстро. И потом, антенны всегда были одной их самых чувствительных частей моего корпуса. Они и еще пучок проводов под тазовой броней. Но чувствительность антенн имела смысл – они получали сигналы, передающиеся по воздуху, и анализировали изменения среды, хотя я разбирался в них совсем не так хорошо, как Джаз или Проул. Провода же в тазовой секции были чувствительными скорее всего потому, что крайне редко оказывались обнажены.
Я не знаю, когда я перестал изображать "трепетного идиота" и, наконец, позволил себе расслабиться достаточно для того, чтобы получать удовольствие от своих действий. Очень скоро я совершенно забыл о том, где я и с кем, и сосредоточился на старых воспоминаниях о когтях Джаза в груди, перебирающих разные провода, о которых я даже не знал, просто чтобы посмотреть, как сильно он заставит меня выгнуться. Он мог доводить меня до бешенства своими попытками, но когда он просовывал коготь под панель, я переставал беспокоиться. Мне кажется, что я даже сбрасывал его небольшой корпус с себя несколько раз, но он никогда не жаловался. Пожалуй, ему это только нравилось.
Раз я все равно погрузился в страну грез, я двинулся еще дальше, к тому времени, когда мы еще не знали о существовании Земли, и я наткнулся на любимое воспоминание об Элите-1. Большую часть времени мы были просто друзьями – это был коннект для удобства, воспламененный одной только похотью, но мы никогда о нем не сожалели. У нее тоже были талантливые руки, и казалось, что она, подобно Джазу, получает какое-то садистское удовольствие, наблюдая за тем, как сильно ей удастся заставить меня выгнуться. Местом, которое ей больше всего нравилось дразнить, был тот пучок проводов под моей тазовой секцией, и я помню, как ее тонкие пальцы брались за каждый провод и поглаживали все видимые его части, от верха до низа.
Я оторвался от воспоминаний, когда весь мой корпус начал дрожать. Моя оптика мерцала , и я чувствовал язычки энергии в груди, поднимающиеся от камеры искры, которая пыталась послать импульс несуществующему любовнику. Грудная панель была закрыта, и импульсу оставалось только вернуться внутрь, рассеиваясь по каждому проводу и схеме в корпусе, и, угаснув, вспышка немедленно отправила меня в перезагрузку, которая заставила меня потерять контроль над вокодером, и я издал сдавленный крик, который эхом отразился от стен пещеры.
У меня заняло неприлично длительное время прекратить дрожать и тупо смотреть на стену напротив, вентиляторы и выхлопные трубы на плечах едва справлялись с охлаждением перегретых систем. Когда я, наконец, оторвал взгляд от камня, волна унижения снова окатила меня – я обнаружил собственную руку оставшейся под тазовой броней. Я сорвал правую крышку тазовой секции, пока предавался воспоминаниям и эмоциям. Пристыженный , я быстро закрыл и защелкнул ее, а потом просто уставился на собственные руки, сложенные на коленях. Я никогда не делал ничего подобного, и было унизительно не только знать, что у меня были зрители, но еще и то, что я от этого перезагрузился дважды, и как бы я ни хотел, я не мог отрицать, что мне это очень понравилось. Еще большее чувство стыда накрыло меня, когда я понял, что наличие зрителей на самом деле было слегка возбуждающим. Я все еще не мог себя заставить оторвать взгляд от колен – я не хотел знать, наблюдал ли он за всем процессом или просто занимался своими делами.
Небольшой энергокуб упал мне на колени и оторвал мое внимание от смущения, я с неохотой обернулся направо и увидел, как он преобразовывает в конвертере третий куб; второй уже готовый был у него во рту, и он старался высосать из него весь энергон до последней капли. Было глупо чувствовать себя немного лучше лишь оттого, что он на меня не смотрел, но это так и было. Я быстро расправился с кубом, который он мне дал, и откинулся на стену пещеры со вздохом облегчения, которое я почувствовал от нетоксичной энергии, распространяющейся по системам. Я слишком давно не пробовал нетоксичного энергона, и я почти забыл, как он приятен, намного лучше, чем энергон из змей, который обжигал топливопроводы и заставлял меня всего трястись. Он не был наилучшим, но он был таким приятным.
– Сколько? – я наконец-то набрался наглости, чтобы спросить, продолжая смотреть на каменный потолок. Смущение возвращалось теперь, после подзарядки, и снова я не мог себя заставить на него посмотреть.
– Шесть, – ответил он, после того как убедился, что куб в его руке окончательно опустел. – Всего девять, – это еще больше смутило меня – ведь он-то сделал всего три. Предположим, мой корпус был цел, а у него осталась только половина. Плюс, он не перезагружался дважды... – Качество довольно плохое, – сказал он, – но это лучше, чем тот разъедающий шлак, который ты делал до этого. В конце концов, он поддержит в нас жизнь. – Я кивнул и наконец-то снова посмотрел на него, неохотно убеждая себя, что я не могу избегать его взглядом вечно просто потому, что я стесняюсь, особенно учитывая то, что это будет повторяться регулярно, если мы хотим нормально функционировать. "Трепетный идиот", это уж точно.